Теодор Гладков - Герои Гражданской войны Страница 19

Когда на другом — на железнодорожном — направлении Северного фронта, назрела наибольшая опасность и там намечено было создать полноценную 18-ю дивизию, руководство 6-й армии по предложению Р. С. Землячки выдвинуло на роль начальника дивизии Иеронима Уборевича.

Направляя удар на Вологду, интервенты рвались по железной дороге к станции Плесецкая, где расположился штаб 18-й дивизии.

Уборевич быстро изучил состояние и дух красных частей. Со знанием дела, не приостанавливая военных действий, перегруппировал он разрозненные отряды на железнодорожном, онежском и кочмас-тарасовском направлениях в регулярные части.

Обе бригады и шесть полков дивизии возглавили преданные революции, обстрелянные на войне командиры. Уборевич добился перевода в дивизию с правого берега Двины отважного, ловкого и грамотного Петра Солодухина.

На должность начальника политотдела привлекли из штаба армии Андрея Алешина, прославившегося еще до прибытия на север. Это он во время левоэсеровской авантюры в Москве не дал мятежникам перетянуть на свою сторону один из московских полков. Поэтому-то Моссовет и назвал казармы у Крестьянской заставы Алешинскими.

Уборевич хорошо понимал, что Айронсайд и его прихвостень белогвардейский генерал Миллер, похвалявшиеся быть в Вологде через 10 дней после высадки десанта, но не продвинувшиеся на юг дальше 70 километров, не оставят попыток добиться успеха.

Поэтому главное внимание начдив уделил строительству оборонительных сооружений: без них вряд ли дивизия могла бы долго сдерживать натиск интервентов.

Уборевич постоянно бывал в частях. Уезжая туда, он охотно брал с собой свежие газеты, валяную обувь, белье и мыло, а главное — кременчугскую махорку «Феникс». Он подолгу беседовал с командирами, комиссарами и зазябшими в окопах бойцами. «Правильный командир», — говорили бойцы.

Всех поражала невероятная работоспособность Иеронима Уборевича. Спал он не более 4–5 часов в сутки. Его стол в штабе на Плесецкой был завален оперативными сводками, телеграммами, «зеленками» — самодельными картами-трехверстками. Работники штаба до поздней ночи не выходили из кабинета начдива, знавшего положение в каждом батальоне, в каждой роте.

Зимой 1918/19 года противник, собрав силы, неуемно рвался к Плесецкой, но все его атаки разбивались о стойкость полков Уборевича.

Уборевич не замечал, насколько он был и сам горяч в бою. Его неудержимо тянуло в гущу людей, в передовые цепи, где решался успех или где нужно было предотвратить отступление. Военком Куприянов не раз урезонивал начдива:

— Не имеешь ты права так рисковать собой! Ну, погибнем мы с тобой, может быть, нас назовут героями… А сколько времени понадобится другим руководителям, чтобы осмотреться? Кому будет польза от этого — нам или англичанам?

— Так-то оно так, Филиппыч… — соглашался начдив. — Да разве удержишься?

Чтобы сбить англичан, у Уборевича не хватало сил — нужны были резервы. И с помощью Куприянова резервы нашлись. Это были партизаны, разобщенно действовавшие против белых на берегах Шелексы, Емцы и Онеги.

Уборевич сразу же загорелся, почувствовав в партизанах именно ту живую силу, которой так недоставало. Он встретился с их вожаками, дал им оружие и боеприпасы.

Совместная с дивизией борьба окрылила партизан. Они все смелее наносили удары во фланги и тылы врага, подбираясь по не ведомым никому, кроме них, таежным тропам. Слава о них потянулась далеко; вскоре на Шелексе, Емце и Онеге собралось до полутора батальонов «лесного ополчения».

Вслед за лесными дружинами Уборевич привлек на свою сторону партизанский отряд рабочих-железнодорожников, насчитывавший до 1 200 человек. Главой отряда был сормовский слесарь Федор Луков. Белогвардейцы расстреляли его жену и восьмерых детей, а за голову самого Лукова назначили награду в 15 тысяч рублей золотом.

Однажды Федор Луков в беседе с Уборевичем вздохнул:

— Что за оказия! У беляков есть бронепоезда, у красных на других фронтах тоже, а нас все обходят… Почему?

И у начдива тут же возникла мысль: нельзя ли создать свой, «местный» бронепоезд? С помощью Ф. Лукова было найдено несколько железнодорожных платформ. Их пригнали в Няндомские мастерские, отремонтировали; на них поставили трофейные мощные гаубицы, а между ними гнезда пулеметов. Металлические стойки обшили в два ряда котельным железом, а пространство утрамбовали песком.

Все чертежи и расчеты делал по ночам сам Уборевич, советуясь с Луковым. Командарм пропускал мимо ушей язвительный шепоток няндомских инженеров, считавших, что кустарный бронепоезд будет похож на «чудище» и рассыплется в первом же бою.

Не больше как через месяц «чудище» было готово. Оно оказало большую услугу при наступлении красных на станциях Емца и Обозерская, а также и в других пунктах.

Летом 1919 года бои все чаще заканчивались в пользу красных, но победы доставались дорогой ценой. Поэтому в эти летние месяцы Уборевич не раз задумывался над приемами борьбы «без крови».

Бывало, долго, многими часами не расставался начдив с добровольцами — почти смертниками, вызывавшимися идти на подрывную работу в тыл врага. Уборевич кропотливо инструктировал смельчаков — как тонко нужно действовать, чтобы не загубить себя и ответственное военное задание. Больше всего ему нравился коренастый, невысокого роста блондин лет тридцати пяти, побывавший в немецком плену, унтер-офицер Щетинин.

За несколько месяцев до Онежской операции, где предстояло разгромить крупную группировку врага, Щетинин перешел фронт. Ему поручалось заявить, что он-де клянет большевиков и просит зачислить его в белую армию добровольцем.

И это ему удалось. Осмотревшись, он исподволь повел беседы с мобилизованными крестьянами о политике партии по отношению к бедняку и середняку. Быстро нашлись единомышленники. В 5-м белогвардейском «Железном» полку создалась подпольная организация.

В ночь на 18 июля 1919 года на берегу Онеги вспыхнул бунт. Большинство офицеров, не жалевших для солдат зуботычин, было перебито, а 20 человек арестовано и пригнано Щетининым на сторону красных. Когда военком Куприянов встретил у Чекуева восставший полк, он увидел необычную картину. Перед полком, находившимся при полном вооружении, уныло шли вражеские офицеры в новенькой форме. Куприянов поинтересовался:

— Почему беляки держатся за животы? Болят, что ли?

Оказалось, что Щетинин приказал срезать все пуговицы у офицерских брюк, и арестованные поддерживали их, чтобы не потерять.

— Зачем же вы это сделали? — снова спросил Куприянов.

— Да чтоб не убегли, черти… Лес кругом!