Матвей Песковский - Константин Ушинский. Его жизнь и педагогическая деятельность Страница 19

“Письма из Швейцарии”, выпуск в свет “Родного слова” и “Педагогической антропологии” – все это доказывает, какую деятельную жизнь вел Ушинский за границей, – едва ли даже не более труженическую, чем в России. Это было время его наибольшего умственного и нравственного возбуждения, наибольшего проявления его творческой энергии и силы.

Полный широких замыслов, под наплывом новых и новых планов педагогических работ учебного и научного характера, он переезжал за границей из одной местности в другую не в поисках отдыха и праздного развлечения, а для изучения школьного дела. С этой целью, кроме Швейцарии и Германии, Ушинский посещал Италию и Францию. В Ницце знаменитый русский педагог удостоился чести неоднократно беседовать с императрицей Марией Александровной о разных вопросах воспитания. О серьезном значении этих бесед можно судить уже по тому, что императрица поручила ему высказать свой взгляд по вопросу о воспитании наследника русского престола.

Ушинский изложил свой взгляд по этому предмету в четырех довольно обширных письмах, которые благосклонно были приняты Ее Величеством, встретив с ее стороны живое сочувствие и одобрение. В этих письмах указывалось, между прочим, на особенную трудность в воспитании будущего монарха России ввиду необычайной шаткости, неустойчивости тогдашнего русского общества, стоявшего, так сказать, на рубеже между дореформенным порядком и нарождавшимися великими внутренними преобразованиями России. Старое не вполне еще умерло, новое не успело окрепнуть, набраться как следует силы. Между тем и другим порядком велась упорная борьба, шел горячий спор, поселялись сомнения, слышались упрямые отрицания. Указывая на неблагоприятность и даже опасность для правительства таких противоположных общественных течений, Ушинский находил, что противовесом им должно служить как можно большее укрепление в уме и сердце будущего главы государства не только собственно русских, но и общеевропейских государственных убеждений и взглядов.

ГЛАВА VII. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

Изъятие “Детского мира” из учебных заведений министерства народного просвещения. – Ушинский как полемист. – Переезд в Петербург; непосредственное влияние Ушинского на столичную педагогическую среду. – Ушинский как центр тяготения педагогической деятельности в России. – Столкновение на университетском диспуте. – Пребывание на юге России и сближение с народными учителями. – Последний удар жизни

Проживая с семейством за границей, Ушинский почти ежегодно приезжал в Петербург по делам своих изданий. Приехав в 1866 году, он был поражен и тяжко оскорблен известием, что его книга для классного чтения (т. е. “Детский мир и хрестоматия”) не допущена ученым комитетом министерства народного просвещения в школах этого ведомства. Со времени выхода “Детского мира” прошло уже более пяти лет; книга успела получить обширное распространение в учебных заведениях всевозможных ведомств и стать необходимой классной книгой; наконец, известность и авторитет Ушинского как педагога, казалось бы, должны были предоставлять надежную гарантию против “недопущения” ее по министерству народного просвещения. Тем не менее “недопущение” было совершившимся фактом.

И – чрезвычайно характерный факт – в 1866 году “Детский мир” подвергся остракизму по ведомству народного просвещения именно за то, за что он, в бытность министром народного просвещения А. В. Головнина, заслужил особенное одобрение. Тогда, т. е. при министре Головнине, составителю книги вменена была в особую заслугу прагматичность ее, богатство и разнообразие статей по естествознанию, разумный подбор их, помогающий наглядному ознакомлению детей с предметами природы. Но спустя пять лет, т. е. при министре народного просвещения графе Д. А. Толстом, тот же ученый комитет и, насколько известно, даже то самое лицо, которое давало первый отзыв о “Детском мире”, на этот раз истолковали обилие статей по естествознанию в смысле развития у детей материализма, нигилизма…

Ушинский, конечно, нисколько не заблуждался, что в этом гонении на его книгу повинна не сама по себе книга, остававшаяся одобренною учеными комитетами других ведомств, а тот мелкий, ничтожный эпизод, который произошел около 16 лет тому назад во время службы его в департаменте иностранных исповеданий и восстановил против него графа Д. А. Толстого. Эпизод этот был чисто личного свойства, не имел никакого отношения ни к убеждениям Ушинского, ни тем более к его книге для чтения. Эта последняя, однако, оставалась под остракизмом по ведомству народного просвещения не только во все время жизни Ушинского, но и спустя даже целое десятилетие после его смерти. Только в начале 80-х годов “Детский мир” вновь рекомендован ученым комитетом министерства народного просвещения во всех учебных заведениях этого ведомства, хотя, конечно, в книге этой не произошло никаких изменений.

Нравственное оскорбление, причиненное Ушинскому недопущением его книги для чтения по ведомству народного просвещения, было еще более усилено случайным совпадением этого факта с выходом в свет “Книги для первоначального чтения”, составленной А. Филоновым и А. Радонежским и появившейся в Петербурге. Это изданьице болезненно отозвалось в душе Ушинского, так как в нем чувствовалось отражение реакции против всех новых веяний в русской жизни, и реакция эта явно уже начинала понемногу поднимать голову, Господа Филонов и Радонежский вздумали открыто пойти наперерез всем тем основам и принципам в деле начального обучения и воспитания, инициатором и насадителем которых был Ушинский. Жестоко же проучил он их за эту предерзость!..

Ушинский, нужно заметить, вообще был блестящим полемистом. Остроумный, находчивый, логичный, живой и точный в выводах и положениях при устном и печатном споре, он вполне оправдывал название “ученого бойца” (“полемика”). Еще раньше он дал превосходную отповедь на рецензию г-на Толя, появившуюся в журнале “Учитель”, о его “Детском мире”. Эта отповедь была чисто принципиального свойства, так как в ней Ушинский отстаивал, развивал и разъяснял те начала и принципы, которым должна удовлетворять книга для классного чтения и против которых рецензент его, г-н Толь, действительно сильно погрешил в предъявленных им требованиям “Детскому миру”. Более широкое поприще представляла для уяснения этих начал и принципов книга господ Филонова и Радонежского, так как в ней они были не только забыты, но намеренно поруганы, попраны.

В обширной статье “Цветы московской педагогии на петербургской почве”, помещенной в “Отечественных записках” в 1866 году, Ушинский, переходя от статьи к статье, разобрал эту удивительную книгу, решительно выходящую из ряда вон. Подлинные цитаты из всех 6 разделов книги наглядно доказали несомненную непригодность книги “для первоначального чтения”, так как в детях, едва овладевших грамотою, предполагаются такие предварительные познания, какие только-только впору ученикам V класса гимназии. Ничего не может сделать с этою книгою и народный учитель даже при самом лучшем желании. Для прочтения, например, в классе нескольких статеек в одну-две страницы ему пришлось бы употребить на предварительные беседы с учащимися целые месяцы, чтобы сообщить им всё необходимое для понимания той или другой статьи. А так как такими именно статьями почти сплошь наполнены все шесть разделов книги, то, значит, в народном учителе предполагается такой запас знаний по Закону Божию, истории, географии, естествознанию и словесности, какими могут обладать лишь преподаватели гимназий по каждому из этих предметов в отдельности. Наконец, первый отдел книги (по Закону Божию) начинается отрывками из Священного Писания на церковно-славянском языке. Очевидно, составители книги признавали необходимым начинать учить детей на церковно-славянском языке и потом уже переходить к русскому, – учить так, как учили в старину, когда единственными учебными книгами были “Часослов” и “Псалтирь”.