Павел Перец - От косяка до штанги Страница 19

Я нервно передернул плечами.

– Эх, ща бы планца дунуть, – сказала бабка, томно закатив глаза.

Павлик сполз по стене. Люди юга. Какой там Амстердам!

В Волгограде происходил апокалипсис. Мы попали в его эпицентр, располагавшийся на вокзале. Количество двуногих на один квадратный метр площади превышало все допустимые санитарией нормы. Гул стоял невозможный, к кассам было страшно подступиться, потому что там шла битва за билеты, которых, как тут же выяснилось, все равно нет, даже у спекулянтов. Поэтому было непонятно, за что же сражались люди, размахивая руками, жестикулируя скулами, как базарные торговцы (не исключено, что ими они и являлись). Раскрасневшиеся тетки с кулаками размером с недозрелую тыкву. Ощетинившиеся (в прямом и переносном смысле) мужики, щеки которых заросли черным мхом, вследствие чего они стали похожи на моджахедов. Бабки с детьми на руках, орущими так, будто они только что покинули утробу матери.

Серега порадовал меня новостью, которую приберег на десерт – он потерял остатки денег. Возникшая мысль о теплоходе, который бы доставил нас в столицу, растаяла так же, как купленное мороженое. Я сел на скамейку, опустил голову на грудь и решил было заплакать. Потом передумал и просто уперся взглядом в пол, размышляя о бренности бытия, отдав Сереге все свои банкноты.

Он вернулся через пятнадцать минут, загадочно улыбаясь. Я встрепенулся. В руках у него было два билета. ДВА БИЛЕТА ДО МОСКВЫ. Правда, в общем вагоне. Но я готов был ехать хоть на крыше.

– Как? – недоуменно спрашивал я. – Где ты их достал?

– В кассе, – ответил Серега, который был для меня в тот момент Воландом, как минимум.

Он просто подошел к толпе, как-то протиснулся к кассе и спокойно попросил у девушки, сидящей по ту сторону баррикады, два билета до Москвы. И она ему их дала. Может, сработала реакция на неожиданность. Посреди гвалта и грохота, упреков, истерик, угроз, рассказах об умирающих дедушках и болеющих внуках, которых нужно срочно навестить, а иначе кирдык, в окошке возник спокойный молодой человек и спокойно заявил о своем праве покинуть этот бедлам за определенную сумму денег. А может, Серега действительно обладал экстрасенсорными возможностями, которые активизировались в зависимости от ситуации. И тогда он мог убедить собеседника в чем угодно. Даже на концерты он проходил бесплатно таким образом.

Денег оставалось в обрез, хватило только на камеру хранения для заветного рюкзака (шляться с ним по городу не было никакого желания), на два литра пива и несколько рыбин, что составило наш завтрак-обед-ужин. Серега говорил, что несколько дней может прожить только на пиве, потому что в нем есть килокалории. Мне, к сожалению, все-таки требовалось запихивать в рот что-то более твердое, хотя бы хлеб.

Разморившись на солнышке, прикорнули прямо на пляже. Проснулись через пару часов, искупались, съели печенье, оставленное компанией тинейджеров (детки порезвились и ушли, забыв прибрать за собой на мое счастье). Отправились на вокзал.

Общий вагон – это плацкартный вагон, где на каждой лавке сидит по три человека. Мы ехали в мегаобщем вагоне по жаре в тридцать градусов. Он был переполнен в три раза, люди сидели по очереди, и по очереди стояли в тамбуре, где можно было словить ветер и остудиться. Даже на третьих полках, на которых и чемоданам-то порой не уместиться, лежали тела, источающие аромат свежевыделенного пота. Наш рюкзак вонял, как скунс, но его перебивали запахи плавящихся пассажиров.

На остановках все вываливались на улицу, глотая воздух большими порциями.

– Какая музыка живет дольше всего, и нравится всем и всегда? – спросил меня мужик, чей блестящий лоб демонстрировал человеческую возможность расставаться с выпитой влагой через поры кожи. И сам ответил. – А такая, чей ритм совпадает с ритмом сердца.

В подтверждение своей гипотезы он запел битловскую песню, сопровождая каждый притоп и прихлоп междометиями «Оп, хэй оп. Оп, хэй оп».

– Вообще-то, сердца у всех бьются с разной скоростью, – возразил я. – Исходя из Вашего утверждения, можно заключить, что маленьким детям и людям с повышенным давление нравится трэш-метал, а покойникам тишина.

– На счет покойников – это ты верно заметил.

В проходе копошились дети, визжали, как поросята. Туалет представлял из себя кучу дерьма. Под ней угадывались очертания унитаза. Пассажиры мужского пола ссали прямо из поезда, распахнув дверь в тамбуре. Их мочу тут же сносило в сторону следующих за нами вагонов, на лица тех, кто решил насладиться потоком ветра и высунуться из окна.

– Да прибудет с нами облегчение! – орал седовласый дед, сотрясая перед проносящимися мимо нас домами своим двадцать первым пальцем, с которого слетали последние капли. – И Божья сила!!!

Пол ходит ходуном, небо, как чистый ватман – не одного облачка. Дед напился самогона и разревелся, причитая:

– Я войну прошел! Я в Берлине портянки сушил. А эти бляди мне билет в общий вагон.

Меня подкармливали в разных отсеках психдома на колесах. Народ сплотился и старался как можно меньше нервировать друг друга. Серега резался в карты на спички. Одна женщина слезла со второй полки, и чуть ли не силой затолкала меня на ее место, обосновав свои действия тем, что она выспалась, а вот на меня смотреть страшно. Долго уговаривать меня не пришлось, я распластался на куске дерева, затянутого кожзаменителем (даже грязных матрасов нам не полагалось), и вырубился. Пока спал, Москва приближалась.

Отрезок тринадцатый

Никаких угрызений совести, по поводу предстоящего драгдилерства я не испытывал. Марихуана – не наркотик. Железный отмаз. Когда в древнем Риме сын спросил у отца-скупердяя о плате за нужники, тот ответил, что деньги не пахнут. Императорская прихоть пережила тысячелетия, и платные сортиры нас не удивляют, а деньги перестали пахнуть сразу же после их появления.

В Москве выгрузились без проблем. Проникнуть в подземную дорогу пришлось зайцем. Я зажал створки выскакивающих костылей руками, как делал это в Питере. Серега просто прошел мимо вахтерши. Он всегда проходил в метро таким образом, и вахтерши никогда ни о чем у него не спрашивали. Сложнее было в наземном транспорте. У него была договоренность с бригадой контролеров, работавших на линии «Серегин дом – метро “Каширское шоссе”». Он платил каждый четвертый раз, как они его ловили.

Пластмассовые кругляшки московского метрополитена казались мне пародией на питерские жетоны – монетами, взятыми из детской игры «Менеджер». На эскалаторе я вздохнул с облегчением, потому что начал верить в успех затеянного предприятия.