Александр Воронель - Избранные статьи Страница 19

   Во всяком цивилизованном обществе существуют преступные структуры и потенциальная люмпенская среда, готовая воспринять уголовные правила. Полностью уничтожить преступность не удается ни в одной стране. С развитием глобализации глобализуется и эта преступная культура. В наше время обнаружились преступные, террористические движения (например, "Светлый Путь" - организация китайских бандитов в Перу, вооруженные формирования наркодилеров в Колумбии и Мексике и др.), принимающие разные политические формы прикрытия. Коррупция правящих кругов, избыток свободного капитала в мире и извращение понятий в духе "политической корректности" позволяет этим группам существовать и даже представительствовать на международном уровне, где разница между допустимым и нетерпимым с каждым днем катастрофически размывается.

   Соединение преступных стихий с романтическим идиотизмом (Че Гевара) грозит совершенно размыть основы всякой цивилизации.

   Если верить Жозефу Де Местру*, нас отделяет от бездны хаоса очень тонкая психологическая преграда, созданная еще несентиментальными предками сегодняшних граждан в суровые времена религиозного засилья и беспредельно жестоких наказаний. Эта преграда утончается на наших глазах с каждым днем. Свободный мир практически отменил наказания в своих пределах, а влияние религий на светские дела сугубо ограничено.

* Граф Жозеф Де Местр - итальянский аристократ, талантливый литератор и философ, бывший послом Сардинского королевства (Пьемонт) в Санкт-Петербурге. Обладал большим влиянием при дворе Александра I-го. Ж. Де Местр был горячим противником Французской революции, придавал определяющее значение репрессивным мерам сдерживания разруши-тельных инстинктов масс и отговаривал царя от немедленного освобождения крестьян.

   У свободного мира не остается прямых, оперативных средств контролировать поведение преступных групп и индивидов. Всякий сдвиг в сторону усиления контроля воспринимается обществом как шаг к тоталитаризму, и, действительно, открывает для правящих кругов слишком широкие, если не беспредельные, возможности.

   Впрочем, перед лицом смертельной угрозы во время 2-й мировой войны, по крайней мере, два традиционно супер-либеральные общества (Британия и США) сумели мобилизоваться и, вопреки собственному внутреннему сопротивлению, дать сокрушительный отпор и Германии, и Японии. Но это произошло только после пяти лет изнурительной войны,

   в течение которых они понесли тяжелые жертвы и потерпели не одно горькое поражение.

   Война, говорят, великий Учитель, но до чего же не хочется идти к нему в эту школу...     

УЧИТ ЛИ ИСТОРИЯ?

   Библии приписывают открытие феномена Истории. Не простого пересказа отдаленных и отделенных друг от друга событий, а как бы связного сюжета, который существует в объективной действительности и куда-то ведет (или заводит) народы. Всякий человек, в принципе, может ощутить соучастие в таком сюжете, как ценность, как повод для гордости или стыда.

   В России эту идею принял в полноте П.Я.Чаадаев: "Народы ... воспитывают века, как отдельных людей воспитывают годы. ... Это и составляет атмосферу Запада; это - больше, нежели история: это физиология европейского человека. Чем вы замените это у нас?

   Мы живем одним настоящим... , среди мертвого застоя... Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня ... С каждым нашим шагом вперед прошедший миг исчезает для нас безвозвратно... Каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является Бог весть откуда. Исторический опыт для нас не существует..."

   Сегодня, после всемирного "восстания масс", легко видеть, что он сильно переоценивал западного человека и слишком самокритично приписал соотечественникам то, что свойственно, к сожалению, человеку массы вообще. Но идея Истории надолго поселилась в русском сознании. Окончательно утвердило эту идею внедрение марксизма в Россию.

   Анализируя свое отношение к миру, я обнаруживаю и в себе эту фундаментальную априорность, которую несомненно подарил мне марксизм, внушенный воздухом российской средней школы.

   Вот, в пятом классе начинается История древнего мира, сплошь состоящая из греческих мифов и римских доблестей, потом в шестом - Средние века, протекающие почти целиком в пестрящем гербами и крестами католическом мире, и к седьмому мы подходим к Новому времени, в котором уже лидирует Франция и звучит Марсельеза. Школьная наука создавала у нас цельное впечатление, что все это были звенья одной цепи, неуклонно ведущей от бесчеловечного рабовладения через красочный рыцарски-турнирный феодализм к мнимой буржуазной свободе, которая, конечно, есть лишь предпосылка к будущему нашему социалистическому братству: "Вся история - это история борьбы классов".

   Когда в свои 14 лет я понял, что советское общество несправедливо, мне не хватало только окончательной уверенности, какой именно класс нас угнетает.

   В этой схеме важна не наукообразная фантазия Карла Маркса, что европейский феодализм якобы наследовал античному рабству, а сама иудаистская идея общемирового времени (и общемировой морали), которое объемлет эти разные цивилизации, разделенные на самом деле не только временем и пространством, но и относящиеся к совершенно разным народам. Благодаря этой сомнительной идее мы, бывшие советские люди, до сих пор удерживаем в памяти огромный кусок культурного прошлого, который сообщает глубину многим общепринятым условностям и иногда дает нам ключ к пониманию иных культурных моделей.

   Современный постмодернизм, отнимая (и отменяя) универсальные мерки, утверждая отдельную историю для каждого культурного ареала, частично отнимает и эту нашу связь с прошлым. Счастлив тот, для кого религиозная традиция, отсчитывающая время "просто от создания мира", эту связь восстанавливает.

   Ну, хорошо, пусть наша история это только история нашей "иудео-христианской" цивилизации, как бы ни определять это понятие. При любом определении Россия не полностью принадлежит к этому историческому целому. Для российского выходца чрезмерный либерализм западного общества необъясним и недальновиден. Его нельзя понять без анализа всей предшествующей истории европейских стран, полной (впрочем, не больше, чем у всех остальных) звериной жестокости и диких притеснений. Может быть этот либерализм - хотя сегодня это прозвучит cовершенным парадоксом - как раз один из тех немногих случаев, когда история (прямо по Чаадаеву) чему-то все-таки человека научила. Целые века она учила людей в Европе бояться деспотического произвола королей, сила которых не ограничена уравновешивающим гражданским сопротивлением. Масс-медиа, парламенты и суды в наше либеральное время всячески стараются выполнить эту свою первостепенную функцию ограничения власти, когда о самодурах-королях и о собственном произволе их самодуров-чиновников все уже почти забыли. Сложная юридическая канитель и бесконечные "права" преступника имеют исходной целью оградить законопослушного гражданина от, все еще возможной, злой воли представителя судебной инстанции, действующего от имени государства. Пока еще преступления считались из ряда вон выходящими событиями, изоляция и наказание преступника, и в самом деле, могли казаться современникам второстепенной задачей.