Владимир Юрков - Командировки в Минск 1983-1985 гг. Страница 19

Меня поразило то, что я совершенно не мог противостоять ему, казалось, что я изо всех сил борюсь не с человеческими руками, а с какими-то холодными железными трубами, которые медленно, но уверенно сжимают мое горло. Его руки были какими-то мокрохолодными, тем самым усиливая сходство с металлическими трубами и производили такое же неприятно-отвратительное чувство, как будто бы это была лягушка или жаба. Я понимал, что против такого мощного противника продержусь несколько секунд – не более.

В спасении я мог уповать только на тех, кто стоял со мною рядом. Сам себя я спасти уже не мог. Какое сопротивление, когда я еле-еле удерживал натиск его рук. Я не мог даже ударить ногой от страха пошатнуться и потерять контроль над его руками.

Секунды шли, тек пот по спине, я еще сопротивлялся, но чувствовал, что мои силы были уже на исходе… И тут – началось. Я только успевал считать удары. Первый удар в ухо провел тот самый толстяк, у которого парень просил закурить. Глухо – голова качнулась туда-сюда, но сразу же выпрямилась, ослабления его рук я не ощутил. При следующем ударе парень харкнул на меня кровью из разбитого рта, но рук не ослабил. Удар, еще удар! Ничего – хватка не ослабевает… При пятом ударе он опять оплевал меня кровью. Я смотрел на него – все лицо было залито кровью, и верхняя, и нижняя губы – начисто разбиты, из уха текла кровь, кровью был даже забрызган его лоб и все равно – железная хватка. И взгляд ничего не видящих глаз сквозь кровавые подтеки.

Шестой удар… – руки обмякли и он повалился на пол. Рядом с ним на пол сел и я – стоять просто не было сил.

Потом пришел вокзальный мент и, обнюхав парня, сказал, что он наркоман и что мне крупно повезло, что рядом было столько сильных мужиков. Наручников у мента не было и проводница дала ему веревку, которой связали руки и ноги парня. Потом подъехала санитарка и его забрали. Когда его выносили он уже очнулся, но видимо кураж из него вышел, потому что глаза его стали совсем другими.

Я посмотрел-посмотрел, пошел умыться, покурил еще, а тут и поезд тронулся, а я пошел спать – сил у меня больше не было.

Сергей Иванович удивился, где я так сильно охрип? Вроде бы не холодно! А я рассказал ему правду только через день, когда ужас от происшедшего выветрился из меня.

Сотрясение мозга

Во время одного из летних приездов в Минск, Сергей Иванович предложил мне съездить на денек-другой к его тетке, проживавшей почти на границе с Россией, под городом Оршей. Обремененый семьей, двумя малолетними детьми, он редко приезжал на свою историческую родину – в Белоруссию. Отчасти из-за того, что приезжать туда всем кагалом и стеснять семью сестры своего отца он не хотел, а одного его – жена не отпускала14.

Позвонив на кафедру, Сергей Иванович, по-наглому, сослался на неизвестно откуда взявшуюся, в такой, в общем-то теплый сезон, температуру – быть может от выпитой с устатку холодной воды и попросил продлить командировку на два – максимум три денька, дабы не ехать больным и разбитым в Москву. Обратных билетов у нас действительно не было и, уезжая, нам пришлось бы весь вечер носиться по перрону в надежде на подсадку или тащиться на «перекладных». Не знаю поверил ли Владилен Иванович тому, что мы ему наплели или нет, но остаться на три дня разрешил без вопросов. Хороший был начальник – понимал, что мы, в СССР, живем ниже некуда и поэтому казенных денег на своих сотрудников не жалел. Какая ему разница – сколько заплатит государство за нашу поездку: на двадцать рублей больше или на двадцать рублей меньше – не его же деньги. Зато подобные случаи значительно усиливали нашу любовь и уважение к заведующему кафедрой. К тому же мы все чувствовали себя как бы обязанными Владилену Ивановичу и отказаться, например, от какой-то его просьбы, пусть даже личной, уже не имели никакого морального права. Рука – руку моет.

Обрадовавшись выпавшей нам удаче, мы кинулись на автовокзал, чтобы купить билеты на автобус до Орши. Нам повезло – ждать отправления оставалось совсем недолго – чуть больше часа и мы скоротали это время, прогуливаясь вокруг автовокзала.

Мы решили садится в автобус последними, поскольку практически все пассажиры были мешочники с огромными тюками-баулами. Точно так же как российская деревенщина за всем чем можно ездила в Москву, белорусская деревенщина ездила в Минск. Не хотелось находиться в салоне, когда они таскают взад-вперед свои мешки и закидывают их на полки, можно сказать, тыча ими тебе в лицо. Когда до отправления оставалось несколько минут мы отправились искать свой автобус и достаточно быстро нашли его, но, к сожалению, посадка еще не закончилась.

Рядом с дверью автобуса стояли три толстые пожилые бабы с кучей баулов, которые они никак не могли пропихнуть в узкую дверь Львовского автобуса. Не знаю, какая это была за модель, наверное очень старая, поскольку я очень редко видел автобус, где передние двери были не из одной и не из четырех, а из трех створок.

Увидев меня они заголосили, чтобы я, как самый молодой, помог им втащить поклажу в салон. Я согласился… и зря! Надо было послать их к черту, но что-то такое, глупо-интеллигентское, вдолбленное школой в образе Павлика Морозова, взяло надо мною верх. И как я жестоко поплатился за это!

Я встал на ступеньку, нагнулся, взял в руку первый тюк, поданный мне толстой теткой, и, не успев даже повернуться, выпрямился… почувствовав страшный удар по голове! Все загудело, закрутилось, замутилось, ноги мои ослабли…

Плохо помню, как Сергей Иванович усадил меня. Зато хорошо рассмотрел, поскольку мы сидели на третьем сидении от входа, как мешочницы преспокойно затащили свои узлы в автобус, бросив их прямо на проходе и главное – ни одна из них не поинтересовалась мною и не вызвалась мне помочь. Хотя, чем они могли помочь мне? Разве что добрым словом! Но даже этого я не услышал от жлобовок.

Возвращаться в гостиницу я не хотел – зачем валяться одному, к тому же мы сдали номер и меня могло ждать классически совковое «Мест нет». В больницу еще больше не хотелось. Поэтому мне оставалось только одно – ехать с Сергей Ивановичем в деревню.

Дорогу я не запомнил совсем, знаю, что несколько раз мы останавливались, когда меня рвало. Потом, доехав до Орши я где-то сидел, пока Сергей Иванович искал машину в свою деревню. Как-то меня везли и куда-то привезли. Какие-то обрывки в памяти…