Екатерина Коути - Королева Виктория Страница 2

Над Эдуардом насмехался старший брат Георг, дав ему прозвище Джозеф Простак в честь персонажа «Школы злословия» Шеридана. В отместку герцог Кентский помог принцессе Шарлотте наладить переписку с принцем Леопольдом – юношей, которого Георг считал брачным аферистом. Тут уж неприязнь Георга к брату перешла в открытую вражду. Даже после смерти Эдуарда Георг, тогда уже король, будет отыгрываться на его жене и малютке дочери.

Сограждане тоже не питали к Эдуарду теплых чувств. Чарльз Гревилл, известный мемуарист и член Тайного совета, писал в своем дневнике, что герцог Кентский был «величайшим мошенником из всех, кто избежал виселицы». Куда бы ни заносила Эдуарда военная служба, в Канаду или на Гибралтар, ему удавалось в кратчайшие сроки настроить против себя сослуживцев. Виной тому была жестокость, с какой он карал малейшее нарушение устава. Командир не скупился на порку: за непорядок в мундире рядовым грозили сотни ударов плетью, за дезертирство – вплоть до тысячи.

В 1803 году на Гибралтаре, где Эдуард занимал должность губернатора, вспыхнул мятеж. Со строгостью герцога еще можно было как-то смириться, но когда он начал закрывать питейные лавки, солдаты решили, что с них хватит. Вести о бунте донеслись до Англии, и герцог Йоркский, в те годы главнокомандующий армии, отозвал Эдуарда восвояси.

Злорадству брата не было предела. Он присовокупил, что вся карьера Эдуарда «от начала до конца была отмечена бессмысленной жестокостью и насилием». Домой герцог Кентский вернулся как оплеванный.

Вместе с тем у Эдуарда были свои достоинства: он был умен, ценил музыку, мог поддержать любую беседу. По прибытии в Англию герцог взял под свое крыло целых 53 благотворительных общества и, к досаде братьев-тори, впал в либерализм. Ярче всего душевные качества герцога проявлялись в отношениях с любовницей. На публике она была известна как «мадам де Сен-Лоран», в семье – как «француженка Эдуарда».

По слухам, она была аристократкой, которую герцог умыкнул из семьи, а на самом деле – дочерью простого инженера. Веселая и покладистая, Джулия де Сен-Лоран кочевала с герцогом с места на место, довольствуясь статусом содержанки. О большем не смела и мечтать.

В награду за постоянство Эдуард снял для нее роскошный особняк в Найтсбридже, куда наведывался из своего имения Кэстл-Хилл-Лодж. Новое имение олицетворяло его любовь к порядку. Камины зажигали строго в 5 утра, армии садовников поднимала каждый опавший лист с безупречно подстриженных лужаек, конюшни были вычищены до блеска. Внутри дом заполонили причудливые механизмы: тикали музыкальные часы, заливались трелями механические соловьи, по комнатам бесшумно сновали слуги, тоже похожие на заводные игрушки.

Содержание усадьбы было затеей дорогостоящей, о чем герцогу довольно скоро напомнили банкиры. К 1807 году его долги перевалили за 200 тысяч фунтов, а в 1815 впору было заявлять о банкротстве. Эдуарду пришлось передать три четверти своего имущества кредиторам, а самому потуже затянуть пояс. В 1816 году Эдуард вместе с Джулией уехал в Брюссель, один из самых дешевых городов Европы, но даже там заботы о хлебе насущном не давали герцогу покоя. Восстановить финансы могло лишь одно – женитьба. В таком случае герцог мог потребовать от правительства годовое содержание в 25 тысяч фунтов. Ровно столько получал герцог Йоркский за подобие брака с принцессой Фредерикой.

Желание обзавестись женой Эдуард обставил с присущим ему пафосом. «Хотя я готов откликнуться на любые нужды моей страны, один Бог ведает, какую жертву мне придется принести, когда я сочту своим долгом связать себя брачными узами, – разглагольствовал герцог. – Что касается уплаты моих долгов, то они не столь велики. Скорее уж нация у меня в долгу»[3].

Такие сентенции вызывали кислые улыбки в парламенте. Однако герцог всерьез озаботился семейным счастьем, причем еще до кончины Шарлотты. Заняв денег у российского императора Александра, съездил в Баден к Катерине-Амелии, сестре императрицы Елизаветы. Как оказалось, зря Александр оплатил это рандеву. Английского гостя не впечатлила старая дева сорока одного года. Ему грезилась супруга посвежее.

И тут на выручку пришли Леопольд с Шарлоттой, благодарные дядюшке за то, что он помог устроить их счастье. Леопольд так расхваливал свою сестру Викторию, вдовствующую принцессу Лейнингенскую, что Эдуард не мог не заинтересоваться. Он навестил Аморбах, где принцесса Виктория проживала с двумя детьми – одиннадцатилетним Карлом и девятилетней Феодорой.

Миловидная женщина с пышными темными волосами так приглянулась герцогу, что он с ходу предложил ей руку и сердце. Виктория подумала-подумала… и отказала.

Вдовство было пока что самым лучшим, что случилось в ее жизни. Детство Виктории прошло под грохот и пальбу наполеоновских кампаний. В семнадцать ее отдали замуж за принца Лейнингенского. Жених был старше невесты на двадцать три года и походил скорее на дядю-ворчуна, чем на любящего мужа. Когда он покинул бренный мир, Виктория вздохнула с облегчением.

В тридцать лет она была еще молода, хороша собой и с кокетливой улыбкой встречала взгляды, которые роняли на нее мужчины. Замужество казалось ей чересчур рискованной затеей. Вдруг она утратит не только независимость и неплохой доход, но и опекунство над детьми? Да и не хотелось ей ехать за тридевять земель в страну, чей язык она почти не понимала.

Однако смерть Шарлотты многое меняла. Едва оправившись от потрясения, Леопольд начал убеждать сестру принять предложение герцога Кентского. Со смертью Шарлотты ребенок Кента становился реальным претендентом на престол. Об этом стоит подумать. То же самое твердила дочери вдовствующая герцогиня Августа, которой сразу понравился английский жених. Герцогиня писала о будущем зятя: «Высокий рост придает ему внушительность, и он умеет совмещать простые солдатские манеры с утонченностью светского человека, что делает общение с ним легким и приятным»[4].

Ослепленная блеском грядущего величия, Виктория согласилась выйти замуж за Эдуарда, взяв с него клятву сохранить за ней опекунство над детьми. И пусть он с самого начала поймет, кто кому делает одолжение. «Я отказываюсь от благополучного, независимого положения в надежде, что ваша приязнь станет мне наградой»[5], – намекала Виктория в письме к нареченному.

Эдуард был на седьмом небе от счастья. «Знайте же, дражайшая принцесса, что я лишь солдат пятидесяти лет от роду и после тридцати двух лет службы едва ли гожусь на то, чтобы завоевать сердце прелестной принцессы на девятнадцать лет моложе»[6], – писал он в ответ. Арифметические подсчеты перемежались с обещаниями холить и лелеять молодую жену.

Дело оставалось за малым – устроить судьбу мадам де Сен-Лоран. Еще в 1817 году она чуть не подавилась за завтраком, прочитав в газете «Морнинг кроникл» призыв к принцам поскорее обзавестись потомством. Смирившись с неизбежным, Джулия удалилась в Париж, где король Людовик XVIII даровал ей титул графини не Монтенье. Герцог Кентский продолжал содержать свою любовницу, но они перестали видеться, хотя и поддерживали оживленную переписку.

Глава 2. Знакомство с родителями

Вечером 29 мая 1818 года герцог Эдуард Кентский и принцесса Виктория Саксен-Кобургская обвенчались в замке Эренбург, в присутствии родни принцессы. Лютеранского обряда было недостаточно, поэтому в Англии молодоженам пришлось обвенчаться вторично.

Почти одновременно с Эдуардом и Викторией в Туманный Альбион прибыла Аделаида, невеста герцога Кларенса. Чтобы не тратиться дважды, решено было повенчать обе пары одновременно. Церемония состоялась 13 июля в гостиной дворца Кью, посаженым отцом обеих невест стал принц-регент Георг.

Свадьбы не вызвали особого ликования ни в народе, ни в королевской семье. Парламент тоже не был растроган желанием принцев привить новые черенки на генеалогическое древо. Когда министр иностранных дел предложил даровать Кларенсу 25 тысяч фунтов, а остальным герцогам раздать по 12 тысяч, парламент взорвался негодующими возгласами. «Они [принцы] оскорбили – причем лично – две трети джентльменов Англии, так стоит ли удивляться, что в палате общин воспользовались возможностью им отомстить?»[7] – ехидничал герцог Веллингтон.

Поскольку к финишной прямой принцы пришли практически одновременно, приз пришлось разделить на троих. Кларенс, Кент и Кембридж получили по 6000 фунтов каждый. Разочарованию не было предела. На одни только свадебные расходы и подарки невесте Эдуард потратил около 3000 фунтов. Знал бы наперед – не сорил бы деньгами. А жизнь на родине была все такой же непозволительно дорогой.

За несколько месяцев, проведенных в Клэрмонт-Хаусе, а затем в Кэстл-Хилле, Виктория подтянула английский. На первых порах она просто вызубривала речи, написанные для нее фонетически. Но долго изучать английский методом погружения ей было не суждено. Пришлось вновь возвращаться в Германию, где все было так дешево и мило.