Вера Калмыкова - Михаил Булгаков Страница 2

Декабрь 1918 г. принес изменение политической ситуации на Украине. До этого момента страной управляло правительство во главе с гетманом (командующим армией) Павлом Петровичем Скоропадским (1873–1945). Боевой командир с 1893 г., участник Русско-японской войны 1904–1905 гг., кавалер ордена Святого Георгия и других высших воинских наград, генерал-адъютант Николая II, бывший подчиненный российских генералов Л. Г. Корнилова и В. И. Селивачёва, одобрявших проведенную Скоропадским украинизацию армии, гетман держал курс на внутреннее самоопределение Украины и политическое единство с Россией. При этом сохранение национальной самобытности подразумевалось само собой, недаром Скоропадский учредил национальную Академию наук и национальный университет. Однако гетман совершил ряд серьезных политических ошибок, лишивших его поддержки и народа, и армии, и вынужден был опираться на немцев, непопулярных среди населения, а те после бесславного окончания Первой мировой войны уже не могли оказать ему поддержку.

В результате Скоропадский вынужденно сложил с себя властные полномочия и тайно уехал в Берлин с остатками немецких военных частей, а в Киев пришли войска под командованием ярого националиста С. В. Петлюры. Петлюра стоял за полный разрыв с Россией. Его не интересовали ни белые, ни красные. Все совершалось им во имя украинской национальной идеи. Первое, что он сделал, по воспоминаниям митрополита Евлогия, – это расстрелял более ста офицеров царской армии в центре города [11]. Затем арестовал верхушку украинской православной церкви и начал расправу над теми, кто сочувствовал царскому правительству, Временному российскому правительству или большевикам.

В начале 1919 г. Красная Армия разгромила войска сепаратистов. И прежде чем Петлюра, искавший поддержку в Европе, заключил договор с Польшей (что произошло в апреле 1920-го, а чуть позже, спустя полгода, в занятый поляками Киев вошли красные большевистские войска и Петлюра эмигрировал), по его приказу было уничтожено очень много людей.

В Киеве в 1918 г. Михаил Булгаков политической индифферентности уже не проявлял: он поддерживал гетмана Скоропадского. 14 декабря, когда в город вошли войска Петлюры, он находился в составе офицерской дружины и видел все то, что позже описал в романе «Белая гвардия». Наблюдательность будущего писателя поразительна: в ситуации нескончаемого стресса он сумел запомнить множество мельчайших деталей, а позже воссоздать их так, что у читателя невольно возникает эффект присутствия.

В начале 1919 г. Булгаков был мобилизован в армию Петлюры как военный врач, но, по всей видимости, в этом качестве пробыл всего один день. Летом того же года наконец получил некоторую передышку и начал работать над «Набросками земского врача» (окончательное название – «Записки юного врача») и несколькими рассказами. А уже в конце лета или осенью его снова мобилизовали. Он то ли попал в плен к представителям Вооруженных сил юга России (Белая армия), то ли сдался добровольно (в источниках говорится по-разному), но единого мнения исследователи не имеют до сих пор. «В 1919 г., проживая в г. Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город», – писал позже сам Булгаков [13, с. 104].

Осенью Михаил Афанасьевич в составе Белой армии оказался на Северном Кавказе. Он участвовал в походе против восставших чеченцев и работал в военном госпитале Владикавказа. Позже в рассказе «Необыкновенные приключения доктора» появились слова: «У речонки, на берегу которой валяется разбухший труп лошади, на двуколке треплется краснокрестный флаг (имеется в виду флаг Красного Креста. – Ред.). Сюда волокут ко мне окровавленных казаков, и они умирают у меня на руках» [13, с. 104]. К кавказскому периоду относится первая публикация Михаила Булгакова в газете «Грозный». Буквально через несколько недель он прекратил врачебную деятельность и ушел в журналистику: «Пережил душевный перелом 15 февраля 1920 года, когда навсегда бросил медицину и отдался литературе» [14, с. 56].

В марте 1920 г. Белая армия оставила Владикавказ. Перед Булгаковым встал выбор – эмигрировать с войсками или остаться в стране. Принимая второе решение, он, разумеется, автоматически подчинялся новой власти. Казалось бы, судьба решила за него: в то время Булгаков был тяжело болен тифом и двигаться никуда не мог. Однако впоследствии ему самому стало ясно, что вне России он не состоялся бы как писатель.

Журналист, драматург, литератор

Владикавказ принес Булгакову первые литературные успехи. В 1920 г. он публиковал фельетоны и рассказы в «Кавказской газете» и сотрудничал в издательстве «Кавказ». Заведовал литературным отделом (тогда они назывались «лито») подотдела искусств Владикавказского ревкома, а потом и театральным отделом («тео») того же подотдела искусств. Читал лекции. Писал пьесы-юморески, которые ставились на сцене. Выступал с докладами. Преподавал в Народной драматической студии. В июле и августе Булгаков написал довольно большую пьесу, которую назвал «Братья Турбины» (другое название – «Пробил час»). В октябре того же года она была поставлена в Первом Советском театре Владикавказа. Увы, ее текст до нас не дошел, скорее всего, автор сам его уничтожил.

В начале 1921 г. Булгаков отправил несколько новых пьес в Москву на конкурс в Мастерскую коммунистической драматургии (Масткомдрам), предпринимавшую попытки перестроить театральный репертуар на новый, советский, лад. Увы, жюри не сочло нужным отметить произведения начинающего автора. В театрах Владикавказа пьесы Булгакова по-прежнему шли, в газетах печатались фельетоны.

Когда в мае открылся Горский Народный художественный институт, Булгакова пригласили на должность декана театрального факультета. Но уже через несколько дней молодой драматург отправился в Тифлис (так тогда назывался Тбилиси), чтобы добиться постановки своих пьес на сцене тамошнего театра. После этого супруги Булгаковы ездили в Батум, где Михаил Афанасьевич пробовал найти литературный заработок, и в Киев, где он сразу начал работать над инсценировкой романа Л. Н. Толстого «Война и мир».

А 28 сентября Михаил и Татьяна Булгаковы прибыли в Москву.

«В числе погибших быть не желаю…»

В очерке «Сорок сороков» (1923) Булгаков описывал свои впечатления от столицы за два года. Осень 1921 г. оставила по себе тяжелые воспоминания:

«По гроб моей жизни не забуду ослепительного фонаря на Брянском вокзале и двух фонарей на Дорогомиловском мосту, указывающих путь в родную столицу. Ибо, что бы ни происходило, что бы вы ни говорили, Москва – мать, Москва – родной город. <…>

Затем Москва показалась при дневном освещении, сперва в слезливом осеннем тумане, в последующие дни в жгучем морозе. Белые дни и драповое пальто. Драп, драп. О, чертова дерюга! Я не могу описать, насколько я мерз. Мерз и бегал. Бегал и мерз.

<…> Категорически заявляю, что я не герой. У меня нет этого в натуре. Я человек обыкновенный – рожденный ползать, – и, ползая по Москве, я чуть не умер с голоду. Никто кормить меня не желал. Все буржуи заперлись на дверные цепочки и через щель высовывали липовые мандаты и удостоверения. Закутавшись в мандаты, как в простыни, они великолепно пережили голод, холод, нашествие «чижиков», трудгужналог и т. под. напасти. Сердца их стали черствы, как булки, продававшиеся тогда под часами на углу Садовой и Тверской.

К героям нечего было и идти. Герои были сами голы как соколы и питались какими-то инструкциями и желтой крупой, в которой попадались небольшие красивые камушки вроде аметистов.

Я оказался как раз посредине обеих групп, и совершенно ясно и просто предо мною лег лотерейный билет с надписью – смерть. Увидав его, я словно проснулся. Я развил энергию неслыханную, чудовищную. Я не погиб, несмотря на то что удары сыпались на меня градом, и при этом с двух сторон. Буржуи гнали меня при первом же взгляде на мой костюм в стан пролетариев. Пролетарии выселяли меня с квартиры на том основании, что если я и не чистой воды буржуй, то во всяком случае его суррогат. И не выселили. И не выселят. Смею вас заверить. Я перенял защитные приемы в обоих лагерях. Я оброс мандатами, как собака шерстью, и научился питаться мелкокаратной разноцветной кашей. Тело мое стало худым и жилистым, сердце железным, глаза зоркими. Я – закален» [7, с. 117, 118].

Булгаковых в Москве поджидали голод и холод – в самом прямом, а вовсе не метафорическом смысле. Мужества едва-едва хватало, чтобы бороться за физическое выживание. Т. Н. Лаппа вспоминала: «Бывало, что по три дня ничего не ели, совсем ничего. Не было ни хлеба, ни картошки. И продавать мне уже было нечего. Я лежала, и все. У меня было острое малокровие…» [5]. Голодала вся Россия, не только Москва; в газетах появлялись жуткие сообщения о случаях людоедства в провинции. Город изобиловал бандами, в частности упомянутыми писателем «чижиками».