Валерий Шуйский - Мир искусства в доме на Потемкинской Страница 2

Умея распознать и выдвинуть талант, Гардин через несколько лет выдвинул еще одного крупного актера и режиссера: Евгений Червяков сыграл в фильме Гардина „Поэт и царь“ роль Пушкина. На фильм нападали. Гардина считали носителем дореволюционных традиций. И он действительно вносил в молодое искусство кино традиции русского искусства. Их сгоряча называли „дореволюционными“. Их вернее было бы назвать культурными традициями.

В. Гардин в роли Верейского

Первый Пушкин в кино – артист Е. Червяков

Эти традиции Гардин нес не только в русское кино. С образованием Советского Союза начала развиваться кинематография союзных республик. И старый русский артист щедро отдавал свои знания, опыт, мастерство сначала Украине („Слесарь и канцлер“ по пьесе Луначарского, „Атаман Хмель“, „Остап Бандура“), потом Белоруссии („Кастусь Калиновский“, „Песня весны“ по повести Якуба Коласа). Из русских картин Гардина следует назвать „Крест и маузер“ – увлекательный приключенческий фильм, „Особняк Голубиных“ – один из первых научно-просветительных фильмов.

Режиссерскую деятельность Гардин удачно сочетал с актерской. Начиная с 1929 года, он создает по четыре-пять ролей на разных студиях, у разных режиссеров – у Червякова („Города и годы“), Шенгелая („Двадцать шесть комиссаров“), Тимошенко („Снайпер“). Это сложные, реалистические характеры. Одним из первых киноактеров Гардин начал играть в звуковых картинах. Старая театральная закалка помогла. И когда Эрмлер и Юткевич неожиданно для всех поручили Гардину роль потомственного питерского пролетария Бабченко в фильме „Встречный“, актер блеснул свободным и гибким обращением с интонацией, тембром, словом. На удивление коллегам, старый артист ходил на Путиловский завод, дружил с рабочими-ветеранами, пытался работать на станке. Образ Бабченко вышел на редкость жизненным, сочным.

Н. Иезуитов. Гардин. XL лет.

И сразу же после Бабченко Гардин создал образ, полярно противоположный и по идее, и по внешности, и по сущности характера – Иудушку Головлева. …Иудушка в исполнении Гардина стал рядом с Шейлоком и Тартюфом.

Лучшее из сделанного им за долгую трудовую жизнь навечно вошло в историю нашей культуры» – здесь я закачиваю цитировать Р.Н. Юренева.

Сам Гардин рассказал о своем времени и о себе в двух томах своих «Воспоминаний» (М., Госкиноиздат. 1949, 1952) и в книге «Жизнь и труд артиста» (М., Искусство. 1960). Есть две книги (Н. Иезуитов. Гардин. XL лет. М.: Госкиноиздат, 1940; В. Ждан. Народный артист СССР Владимир Ростиславович Гардин. М.: Госкиноиздат, 1951) и громадное число статей и других публикаций о нем. Среди них очень интересен очерк С.С. Кары в его же, Кары, книге «Вкус правды» (Л.: Лениздат, 1979. С. 117–175).

Полная фильмографическая справка о работах В.Р. Гардина приведена В. Жданом в книге из серии «Мастера советского кино»: Народный артист СССР Владимир Ростиславович Гардин (М., Госкиноиздат, 1951. С. 39–40).

Статья о В. Гардине в английской киноэнциклопедии

В общих энциклопедиях, в специальных справочниках и обзорах имеются статьи о Гардине. В октябре 2007 года в Швеции, в небольшом городе Фалун я пришел в библиотеку – просто посмотреть, как здесь «горит» этот очаг культуры. Библиотека оказалась обширной, просторной, с прекрасным оборудованием и электронным обслуживанием посетителей, со свободным допуском ко всему книжному и журнальному фонду библиотеки, с креслами и столами для удобной работы тут же, прямо у книжных полок, с большими комнатами для юных посетителей. На столиках и витринах лежали наиболее ходовые издания. На стеллажах с книгами о кино я обратил внимание на новенькую английскую киноэнциклопедию. И в ней нашел по алфавиту статью о Владимире Гардине. Он назван одним из основоположников советского киноискусства.

Владимир Ростиславович Гардин умер в 1965 году от старости после долгого недомогания. Он похоронен на Богословском кладбище. Чтобы в обычном смятении горя и непонятных хлопот быстро получить разрешение на это, брат предпринял авантюрный демарш: он вместе со мной прошел по своему партийному билету в Дзержинский райком КПСС прямо к секретарю райкома со словами: «В вашем районе скончался коммунист Гардин, лично встречавшийся с Лениным в Женеве и впервые снявший документальные кадры о нем на Красной площади в Москве. Нам надо получить вашу визу на просьбу о похоронах именно на Богословском кладбище». Через две минуты мы уходили с росчерком пера на нашей просьбе о «коммунисте» Гардине. Райкома давно уж нет, в фешенебельном особняке Кельха располагается «Дом юриста», место райкомовской столовой занял ресторан. А территория управления городского треста по похоронам, что была на Владимирском проспекте, тоже отдана под ресторан, он очень-очень роскошен.

Место для могилы выбирал я, она находится на Петрокрепостной дорожке, в ее начале. Похороны были скромными и малолюдными. Из артистов запомнился только всеми любимый типажный киноактер А.М. Смирнов, он пришел и на Потемкинскую улицу на поминки. Могила была специально оформлена крайне скромно и лишь с указанием имени, отчества, фамилии, но позднее, по настойчивому совету кинорежиссера И.Е. Хейфица, пришлось положить снизу небольшую мраморную доску «народный артист СССР». А потом рядом вырос громадный бронзовый памятник скульптору Симонову.

2 мая 2006 года, когда я вместе с женой пришел на Богословское кладбище, оказалось, что в апреле осквернили около ста могил – в разных местах кладбища надгробные памятники какие-то нелюди размашисто измазали тавотом. Этот вандализм коснулся и могилы Владимира Ростиславовича. Времени прошло немного, а потому мне удалось смыть тавот растворителями.

Город отпустил Богословскому кладбищу средства на устранение следов безобразия. Я подал необходимое заявление, смотритель заверил меня, что могила народного артиста СССР Гардина находится на особом учете. Представьте мое удивление и благодарность, когда в октябре 2010 года нам позвонили из администрации Бого словского кладбища и очень вежливо пригласили принять выполненные работы (ремонт ограды, укрепление надгробия и т. д.) и подписать соответствующий акт. Сделали как сумели. Спасибо им.

Могила В. Гардина на Богословском кладбище

Меня уже давно беспокоит мысль о том, что не случайно нам приходится хоронить всех порознь – так у детей и внуков легче стирается память о своих корнях, а управлять народом со смытым прошлым проще. У меня – восемь могил родственников в Петербурге на четырех кладбищах в разных местах. Как посетить их все, как уследить за ними? А есть еще могилы в Москве, Одессе, Канаде, Германии, Франции. Как собирать членов семьи на всех кладбищах хотя бы в Петербурге? Так рвутся связи с родителями и прародителями, так молодые люди отрываются от своих истоков. Уже стариками они начнут искать свое прошлое.

Быть может, скоро вовсе некому будет ухаживать за могилой Владимира Ростиславовича. Что станется с ней? Прямых потомков, видимо, нет: сын, Юрий Владимирович Гардин, исчез из жизни отца в годы блокады, отец был уверен в его смерти. Он так написал 8 июля 1944 года, в субботу, в своем дневнике:

«В столовой говорил с Бродянским. Он и Залман Соломонович Бриккер решили дело издательства моих трудов о кинематографии поставить на деловую ногу.

Концерт был в том госпитале, где выздоравливал Юрий. Печальные воспоминания! Я был там много раз. Он встретил меня в сером халате, худой, еле ковыляющий, сгорбленный. Сидели летом во дворе. Карточки я передавал ему в окно. На моих глазах он поправлялся. Говорили о многом. Как он хотел, бедняжка, жить! Но самого себя побороть не мог. В меня не верил, потому что эту веру сам убил.

Я не разстался бы с ним (так – через „з“. – А. Б.), если бы хоть на короткое время почувствовал какое-нибудь родство души… Но душа его была замкнута в своих переживаниях… И только в своих.

Он хотел эвакуации во что бы то ни стало. Много дней я устраивал ему ее. Жестоко он вел себя в эти дни… Но ведь он был больной, тяжело больной, смертельно больной – и телом и душой. А потому ему все простительно. Я не мог почувствовать его судьбу, даром предвидения не награжден. Я помогал ему эвакуироваться. Значит, не зная, приближал его к смерти.

„Прощайте, мои добрые серые глаза“ – это его последняя просветленная фраза. Что он чувствовал, бедняга! – „Я погиб!“ – он говорил, когда не досчитался 1/2 кило хлеба. А у меня под рукой его небыло (так – вместе. – А. Б.). Но погиб он не от этого. От судьбы! Как погиб? Не узнаю никогда, не узнаю… Разве только, там… Куда я пойду. Куда придут все. Если существует это „ТАМ“!.. Пожалуй, должна существовать новая форма жизни… Только мы ее не знаем… Но мы не знаем слишком многово (так, через „в“. – А. Б.)… Мы не знаем почти что ничего. И это незнание оправдывает меня, что я не создал условий, в которых Юрий мог бы оставаться в Ленинграде.