Агния Барто - Борис Иванович Соловьев Страница 2

Писать она начала с детства, сначала в гимназии, а потом в советской школе, сочетая в своих стихах возвышенную и лишь поначалу еще сугубо книжную романтику с сатирой и эпиграммами на своих знакомых и учителей (сочетание, крайне характерное и для всего дальнейшего творчества А. Барто, хотя, конечно, принявшего с годами иной характер и на совершенно ином уровне).

Юной поэтессе повезло с самого начала — первым ее наставником в литературе в 20-х годах явился не кто иной, как тогдашний нарком просвещения Анатолий Луначарский, который и предсказал ей с присущей ему проницательностью и чуткостью (прослушав ее «Похоронный марш»), что молодая поэтесса найдет себя... в области создания «веселых стихов».

Не менее знаменательным в ее судьбе явилось и то — как сообщает А. Барто в автобиографии, — что ей «посчастливилось встретиться с Маяковским на первом празднике детской книги» и сам Маяковский, с волнением и трепетом выступавший перед большой детской аудиторией — как-то она его примет?! — утверждал, что поэзия для детей вовсе не «литература второго сорта» (как тогда многие смотрели на детские стихи), а великое дело. Заветы Маяковского, внушавшего, что нашим детям нужна «принципиально новая поэзия», обращенная к «будущему гражданину», обрели и навсегда сохранили для А. Барто свое большое, непреходящее значение — об этом свидетельствует творческий путь поэтессы. «Встреча с Маяковским многое для меня прояснила»,— говорит А. Барто в автобиографии, и действительно, многое в ее стихах связано с традициями Маяковского, с тем, что впервые утверждал Маяковский в своих «Стихах детям», обращенных к юной аудитории, в своей «принципиально новой поэзии», пронизанной пафосом высокой гражданственности, а вместе с тем и новаторского осмысления всех средств художественной выразительности, смелых до дерзости и опрокидывающих уже сложившиеся нормы и представления о характере и возможностях «детской поэзии», да и возможностях детского восприятия.

Пусть некогда, в ранней юности, А. Барто полагала, что, овладев основами литературного мастерства, она может стать со временем и «взрослым» поэтом, но вот уроки Маяковского и других лучших наших поэтов, пишущих для детей, а также усвоение фольклорного опыта, заключенного во множестве русских песен, сказок, поговорок, пословиц, загадок и других созданий народного творчества, непосредственное изучение и самостоятельное исследование такой огромной области нашей действительности, как жизнь детей, школьников, пионеров, глубокое и с годами все более основательное приобщение к ней, «вживание» в нее — все это внушило поэтессе неколебимое убеждение, отвечающее самому существу ее дарования, что стихи для детей — это огромная, необычайно важная и ничем не заменимая область художественного творчества.

Существенное значение в творческом развитии А. Барто обрело и знакомство с С. Маршаком, воспитавшим целую плеяду детских поэтов и привившим им навыки подлинно новаторского мастерства, высокого профессионализма, беспощадной требовательности к стиху, идущему к детям и участвующему в формировании их внутреннего мира, их стремлений, запросов, вкусов. В своем докладе о детской литературе на Первом Всесоюзном съезде советских писателей (1934) С. Маршак говорил о больших и новаторских задачах, стоящих перед литературой для детей, резко критикуя тех писателей, которые «часто брались за книжку с наивной уверенностью в том, что чем меньше ребенок, тем легче для него писать...». А ведь такое представление в то время было широко распространено, и только упорная и самоотверженная работа небольшого поначалу отряда энтузиастов детской литературы помогла решительно преодолеть его (теперь никому и в голову не придет утверждать, что писать для детей легче и проще, чем для взрослых!). Опровергая тех, кто плохо разбирался в психике ребенка, не понимал всей сложности и широты задачи коммунистического воспитания, а потому и сводил его к зазубриванию заранее заготовленных прописей и наставлений, С. Маршак разъяснял, что «книга помогает ребенку разобраться в первых впечатлениях жизни, учит его мышлению», а ведь это великая задача, от решения которой во многом зависит формирование человека и, стало быть, его будущее.

Вот почему такие большие требования предъявлял С. Маршак к детской книге, к ее стилю, направленности, идейно-художественному существу,— требования, которым не отвечало многое из того, что появлялось в детской литературе тех лет. В своем докладе, так же как и во многих других своих выступлениях да и во всей своей деятельности, посвященной созданию и развитию советской детской литературы, С. Маршак судил ее произведения по самому большому счету.

Когда-то Жан де Лабрюйер заметил, что «есть вещи, посредственность в которых невыносима», причисляя к ним и поэзию. С. Маршак, наверно, мог бы добавить к этому, что к таким вещам относится не только просто поэзия, а особенно детская поэзия. И здесь С. Маршак предпочитал оказаться скорее придирчивым, чем снисходительным. А так как первые книги А. Барто несли на себе отпечаток недостаточной зрелости и опытности, были во многих отношениях несовершенны (не случайно они впоследствии в большинстве своем никогда не переиздавались), то Маршак и критиковал их подчас весьма сурово, без всякой скидки на возраст и недостаточную опытность молодой поэтессы. Критика эта приносила ей на первых порах немало огорчений, подчас представлялась излишне придирчивой, но, как свидетельствует творческий путь А. Барто, оказалась весьма плодотворной, ибо заставляла ее снова и снова выверять свой художественный арсенал, находить все более верные и безупречные возможности воплощения творческих замыслов. И впоследствии С. Маршак полностью «признал» ее как подлинного мастера и открывал ее именем список тех молодых поэтов, чьи полюбившиеся детям книги уже стали «достоянием семьи и детского сада» (см. С. Маршак, «Воспитание словом», изд. «Советский писатель», 1961, стр. 313).

Ныне за плечами поэтессы большой творческий опыт. Первая ее книга, «Китайчонок Ван Ли» (1925), вышла свыше пятидесяти лет назад, а вслед за нею появилось и множество других ее книг (более шестисот изданий!), разошедшихся шестьюдесятью миллионами экземпляров и переведенных на десятки языков как советских народов, так и народов зарубежных стран.

Эти почти астрономические цифры, да и не только цифры, но вообще то место, которое занимает детская литература в жизни советского общества, огромное ее распространение и влияние на весь процесс роста и развития наших детей, не могут не поразить воображение, а особенно тех зарубежных слушателей и читателей, для которых правдивый рассказ об огромном значении детской литературы в жизни нашего общества звучит почти как фантастика. Так, во время одного из зарубежных путешествий А. Барто мэр Рейкьявика сказал ей, произведя несложный арифметический расчет,