Андре Агасси - Откровенно. Автобиография Страница 2

— Сегодня тот день? — спрашивает Джаден.

— Да.

— И ты будешь играть?

— Да.

— А потом ты идешь на пенсию?

Для моих малышей это новое выражение — «уходить на пенсию». Впрочем, они употребляют его только в настоящем времени, как будто этот поход будет длиться вечно и никогда не закончится. Быть может, они знают что-то, чего не знаю я.

— Нет, сынок. Если мне удастся победить в сегодняшнем матче, я продолжу играть.

— А если ты проиграешь, мы купим собаку?

Для детей моя отставка означает возможность завести щенка. Мы со Штефани уже пообещали: когда я перестану тренироваться и мы больше не будем так много путешествовать, купим щенка. Может, назвать его Кортизоном?

— Да, дорогой, когда я проиграю, мы купим щенка.

Сын улыбается. Он надеется, что папа проиграет, переживет и это унижение, которое, однако, может ударить больнее всех остальных. Джаден пока не понимает, что такое боль от игры, боль от потери. Смогу ли я когда-нибудь объяснить ему? Мне надо было прожить тридцать лет, чтобы понять обе эти ипостаси, взвесив их на весах собственной души.

Я спрашиваю Джадена о планах на день.

«Пойду смотреть на скелетов», — говорит он.

Я вопросительно смотрю на Штефани. Она напоминает: сегодня они собираются в Музей естественной истории — к динозаврам. Я думаю о своих перекособоченных позвонках и представляю свой скелет стоящим в музее рядом с костями доисторических чудовищ. Теннисозавр Рекс.

Мои размышления прерывает Джаз. Она протягивает мне свой кекс: я должен выковырять из него ягоды черники, лишь после этого она согласится съесть его. Это наш обычный утренний ритуал. Мне нужно удалить абсолютно все ягоды, требует недюжинной концентрации внимания. Вонзить нож, сделать круговое движение и вынуть ягоду, не коснувшись ее лезвием. С радостью отдаюсь этому занятию, оно позволяет некоторое время не думать о теннисе. Однако, передавая дочери кекс, я вдруг отчетливо осознаю: он лежит в руке точь-в-точь как теннисный мяч. На это воспоминание мышцы спины реагируют мучительной судорогой. Час истины все ближе.

ПОСЛЕ ЗАВТРАКА Штефани и дети прощаются со мной и убегают в музей, а я продолжаю сидеть за столом, оглядывая наш гостиничный номер. Ничего особенного — еще один люкс, неизвестно какой по счету. Роскошный, удобный, отдраенный — это Four Seasons, номера здесь отличаются изысканностью, и все же это лишь очередной, как я их называю, «не-дом». Именно в таких местах проходит вся жизнь спортсмена. Я стараюсь думать о предстоящем вечере, однако память упорно пытается отмотать время назад. В эти дни я почему-то постоянно вспоминаю прошлое. Сейчас, когда мой спортивный путь близок к завершению, разум все настойчивее пытается вернуться к тому, с чего все начиналось. Но я не позволяю ему. Еще не время. Пока я не могу разрешить себе нежиться в воспоминаниях о былом. Встаю и делаю несколько кругов вокруг стола, проверяя, вернулось ли ко мне чувство равновесия. Придя в себя, отправляюсь в душ.

Потоки горячей воды заставляют меня стонать и вскрикивать. Медленно наклоняюсь, разминаю мышцы бедер. Мускулы расслабляются, кожа размягчается, открываются поры, кровь все быстрее бежит по венам. Ко мне возвращается жизнь, возвращается надежда. Вскипают в крови последние капли юности. И все же я пока не делаю резких движений, не хочу раньше времени шокировать свой несчастный позвоночник — пусть себе спит пока.

Стоя перед зеркалом с полотенцем в руках, вглядываюсь в свое лицо. Покрасневшие глаза, седая щетина — нет, в юности я был совсем другим.

Особенно изменился за последний год. Сегодня я уже не тот мальчишка, который когда-то начал свой путь к спортивным вершинам. Но и не тот, кто три месяца назад объявил о грядущем завершении этого похода. Я словно старая теннисная ракетка: после того как хозяин четырежды заменил на ней ручку и семь раз — струны, останется ли она прежней? И все же откуда-то из глубины моих глаз по-прежнему смотрит тот мальчик, для которого теннис еще не стал единственным смыслом жизни, он ведь хотел бросить спорт — и действительно бросал его не раз. Я смотрю в глаза этому светловолосому мальчишке и думаю, что бы тот почувствовал, встретившись со мной сегодняшним — лысым мужчиной, который по-прежнему ненавидит теннис и все же продолжает играть? Шок? Удивление? Гордость? Задумавшись об этом, я понемногу впадаю в сонную, вялую одурь. А ведь еще только полдень.

Пожалуйста, пусть скорее все закончится!

Но я не готов к этому…

Конец карьеры ничем не отличается от окончания матча. Когда финиш близок, тебя вдруг переполняет какая-то волшебная сила. В ожидании финального свистка ты чувствуешь, как эта сила толкает вперед, помогая преодолеть последние минуты борьбы. Но стоит отдаться мощи этой волны, как другая невидимая волна пытается остановить тебя. Противодействие этих двух могучих, противоборствующих сил невозможно описать, но, поверьте, обе они существуют. Я точно знаю, ведь всю свою жизнь призывал первую и боролся со второй — и нередко чувствовал, будто меня швыряет, словно мячик, между этими двумя по-токами энергии, противостоять которым я абсолютно бессилен.

Напоминаю себе: сегодня вечером мне потребуется железная дисциплина, чтобы справиться с этими потоками, а заодно и с прочими неизбежными бедами: болью в спине, неловкими ударами, отвращением к самому себе. В этом напоминании столько же сожаления, сколько и медитативных раздумий. За двадцать девять лет своей теннисной карьеры я понял одно: жизнь сначала непременно воздвигает на пути множество преград, не испытав разве что огнем и мечом, а после этого с лихвой испытает огнем и мечом. Ваше дело — преодолевать препятствия. Если позволите им остановить вас, заставить свернуть с пути, значит, не сможете выполнять свою работу, а это, в свою очередь, парализует куда сильнее, чем боль в спине.

Я лежу на постели со стаканом воды, читаю. Устав, включаю телевизор. «Сегодня — второй раунд Открытого чемпионата США по теннису! Станет ли он последним в карьере Андре Агасси?» На экране — мое лицо. Совсем не такое, каким я вижу его в зеркале, а то, которое бывает у меня во время игры. Изучаю свое отражение в кривом телевизионном зеркале, и волнение возрастает еще на пару градусов. Будет ли эта реклама последней? Будет ли CBS еще когда-нибудь говорить о моих матчах?

Чувствую себя будто готовлюсь умереть.

В теннисе все как в жизни. Отбитые и пропущенные подачи, преимущество перед одними и отставание от других — все, что есть в игре, мы видим вокруг себя каждый день. Каждый матч — это жизнь в миниатюре. Карьера теннисиста подобна русской матрешке: очки складываются в геймы, те — в сеты, они — в турниры, каждый момент неразрывно слит с предыдущим, и каждый может стать решающим. Это похоже на течение времени: секунды складываются в минуты, минуты — в часы, и любой час может стать лучшим в нашей жизни. Или худшим. Нам самим решать.