Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая - Ципора Кохави-Рейни Страница 2

За четырнадцать лет нелегальной эмиграцией в Израиль прибыло более ста двадцати тысяч евреев. Значительно увеличилась численность еврейского населения страны, что сыграло немалую роль в решении провозгласить государство Израиль.

Наоми Моше, бывший боец штурмового отряда Пальмаха, привел Наоми к полуразрушенному средневековому замку на берегу моря и познакомил с удивительной женщиной, помогавшей нелегальной миграции. Это была русская княгиня, бежавшая от большевиков в Италию. Ревнительница личной свободы, она относилась с глубокой солидарностью к жертвам Катастрофы.

Продолжая свои странствия вдоль Италии, Наоми шлет Израилю открытку из Неаполя.

14.09.60

Увидеть Неаполь и умереть!

Море темное, рыбачьи лодки одолевают волны. Огни Неаполя тянутся к подножью холмов и гор. Ветром доносит звуки скрипки, и голос певца заполняет все пространство – «Санта Лючия». И это не сон, а реальная ночь в городе Неаполе на берегу Средиземного моря, и несет эта ночь тоску по тебе, усиленную нежностью песни.

Твоя Наоми

28.09.60

Дорогой мой,

Сейчас я в Милане. Несколько дней мы объезжали окрестности Неаполя. Не знаю, как для других, для меня ностальгия – тяжелая болезнь. Мы вернулись в Рим и оттуда улетели в Милан. Завтра улетаем на пару дней в Цюрих. Оттуда – в Мюнхен. Я очень устала. Долгие переходы пешком были свыше моих сил. Очень скучаю по тебе и детям.

Милан красивый город, совсем не похож на Рим. Современные небоскребы в американском стиле впечатляют. Я научилась есть спагетти, как настоящая итальянка.

Прибуду в Цюрих, тут же напишу тебе письмо.

Твоя Наоми

Она летит в самолете над Италией в Цюрих и размышляет. Многие евреи не хотят иметь никакой связи с Германией. Но мы, родившиеся там, ощущаем болезненный разрыв.

Она вспоминает обращенные к ней слова Гершона Шалома: «Мы никогда не сумеем отрешиться от переживаний нашего детства и юности, ведь Германия – это природа и язык, впитанный с молоком матери, это незабываемые впечатления начала жизни. И ненависть к Германии не будет длиться вечно. Конечно же, нельзя забыть, что сделал нам немецкий народ, невозможно стереть это из нашей памяти, поддаться амнезии, облегчить их вину. Но мы должны вести себя с ними, как гордые евреи. Мы должны глядеть вглубь общей с ними Истории и говорить с еврейской точки зрения. Призыв немецкого народа к разговору с еврейским народом – это стыд, бормотание, заикание, рожденное неуверенностью. Но, с другой стороны, это свидетельствует о положительных основах этого диалога, и его следует приветствовать».

В Цюрихе – промежуточная остановка. Она посещает санаторий для детей обиженных судьбой, инвалидов. Здесь содержится дочь их друга, философа Шмуэля Бергмана. Ребенок до смерти напугал жену Бергмана. Она так и не смогла принять это существо с большой головой на тонкой шее, худым тельцем и пеной, текущей изо рта. Бергман пытался найти новый дом для ребенка, но ему это не удалось. Перед отъездом Наоми, он пожаловался ей: «В Швейцарии правительство настроено антисемитски, но там умеют обращаться с такими детьми. У нас я не нашел ни одного еврея, который смог бы это сделать». Он один посещает ребенка, ибо жена не находит в себе силы даже смотреть на дочь. Наоми обещала сообщить ему о его состоянии. В заведении появление чужого человека взывало целый переполох. Девочка, испытывающая страх перед людьми, привязывается к Наоми и обнимает ее. Малышка чувствует глубокие и искренние эмоции Наоми по отношению к себе. Страдающие люди тянутся друг к другу.

Вернувшись в аэропорт Цюриха, она попадает в неприятную историю. Германский чиновник, увидев израильский паспорт Наоми, записал в графе национальность – «израильтянка».

«Извините, господин, я по национальности – еврейка.

«Госпожа, сегодня мы говорим – «израильтянин», а не – «еврей». Чиновник изображает радостное лицо по поводу исторического исправления.

«Вы ошибаетесь, я не израильтянка, я – еврейка. Так и запишите национальность – еврейка». Лицо чиновника выражает понимание, но он стоит на своем: «Нет, госпожа, сегодня мы пишем – «национальность: израильтянин». Она упрямо этого не принимает. В сегодняшней Германии хотят стереть слово – «Йуде»! Желтый лоскут в форме магендавида, который нацисты навешивали евреям на грудь, вызывает неприятные ассоциации, поэтому хотят сделать для нее доброе дело, называя ее израильтянкой, а не иудейкой! Первое отвратительное переживание. Слово «Йуде» все еще осталось проклятием!

Нацизм исчез, как политическое движение, но продолжает жить в соседней с Германией стране. Гитлер втянул немцев в уничтожение целого народа, превратив слово «Йуде» в проклятие.

«Я – еврейка!»

Никак она не может втолковать этому немцу, что для нее израильское гражданство – дело второстепенное.

«Но оно более элегантно, более современно, – вмешивается стоящий за ее спиной израильский турист, – Вы только раздуваете антисемитизм этими разговорами. Все смотрят на вас!»

«Причем тут Израиль? В первую очередь вы – евреи».

«Она – религиозная», – вмешивается другой германский чиновник у стойки, за которой регистрируют на рейс из Швейцарии в Германию. Была бы она менее деликатна, подняла бы крик на всю очередь израильтян, которые нервничают по поводу задержки с регистрацией.

«Почему вы не говорите, что вы – евреи. Говорите об этом с гордостью – мы евреи», – как можно сдержаннее говорит она.

Израильтяне стесняются признаться в еврействе, желая быть, как все народы.

«Из Цюриха я въеду в Германию только, как еврейка. Так и запишите»

Евреи должны начать учиться быть народом.

Германский чиновник не выдержал тяжелого взгляда Наоми. Он решил, что она побывала в ужасе Катастрофы. Он оставил стойку и зашел в боковую комнату, посоветоваться с начальством. В эти напряженные минуты нетерпеливые израильтяне в очереди пытались ее образумить, а швейцарские полицейские бросали на нее пытливые взгляды.

Чиновник вернулся к стойке, вписал в бланк – «еврейка» и прихлопнул печать.

В Германии ее ожидала открытка от Ивон Лей – христианки, которая должна была ее сопровождать. Она писала, что определила двухлетнего сына Бумбы в сиротский дом. Лотшин настаивает: никто из семьи Френкель не будет расти в приюте! Лотшин требует перевести ребенка из Мюнхена в Берлин, и вернуть самого Бумбу с сыном домой, в Израиль, несмотря на то, что полиция запретила ему покидать город. Наоми сомневается в возможности реализации этого плана. И какой будет жизнь крещеного ребенка в еврейской среде?! Но сестра требует от Наоми выкрасть ребенка из приюта, и только после этого убедить суд освободить его от опеки матери.

Какой стыд и позор! Бумба вернулся в Германию, как посланец Израиля и потерял голову. На деньги кибуца, предназначенные на сионистскую деятельность,