Маргарита - Маргарита Богорад Страница 2

а дома шила, вышивала и вязала удивительные вещи. Моей маме шила красивые платья, мне вышила корону. Помню, на ее диване лежали маленькие подушечки с красивыми вышитыми узорами на наволочках. Каждый Новый год бабушка Полина клала мне под елку мешочек с подарками. Когда мама уходила в ночную смену (детский сад – пятидневка, в выходные я оставалась дома), она всегда говорила: «Жди папу, не выходи из комнаты». А я шла к бабушке Полине.

Зимой после семи лет я жила в Москве. Мы с мамой часто выходили гулять, а по выходным – с папой. И изредка – с дедушкой, когда он приезжал из Рузы.

Помню, как мама меня подводила к окну, девочка из соседнего подъезда открывала окно и показывала мне свои игрушки, а я ей – свои.

Во дворе дети со мной играли, и я к ним тянулась. Лепили снеговиков, и я вставляла носик из морковки и делала им глазки. С папой мы катались с горки, и он меня отпускал одну съезжать с нее наравне с другими детьми. Один раз я пришла с огромной шишкой на лбу. Мама начала ругать папу, а он ответил: «Пусть растет, как все дети». Мы многого маме не говорили: как сильно меня папа раскачивал на качелях, как катались на каруселях и на аттракционах.

Когда мне было пять лет, родители развелись. Я очень болезненно переживала развод родителей. Хорошо помню тот день. Я обняла маму; когда женщина-судья сказала: «Разведены», заплакала громко. Мама со мной выбежала на улицу, папа тоже. Они поговорили и пошли в разные стороны. Я осталась с мамой.

В СССР женщине, имеющей ребенка-инвалида, положена была отдельная квартира. Давали неохотно, предлагали однокомнатную вместо двухкомнатной. Мама постоянно ходила в жилотдел и просила если однокомнатную, то хотя бы поудобней, не на высоком этаже, без высоких лестниц, но получала отказ. Выбора не было, и мама, хотя это не в ее характере, посадила меня в коляску и повезла к начальнику жилотдела. Стояла зима. Маме тяжело было везти коляску по снегу, да и я уже большая – восемь лет.

Начальником оказалась немолодая женщина. Она ничего не обещала, только внимательно смотрела на меня.

Через месяц-два нам дали ордер на малогабаритную двухкомнатную квартиру на улице Цурюпы. Бабушке она показалась дворцом. Яркая, солнечная, просторная. Переехали мы в марте. А через полгода я пошла в школу. Школа № 17 находилась недалеко.

Папа после развода получил комнату в коммунальной квартире, через дом от нашей старой квартиры, у станции метро «Профсоюзная». Когда пришлось возить меня в школу, это было далековато. Конечно, в жилконторе ему никто не пошел навстречу, чтобы поменять его комнату к нам поближе. Тогда папа взял мои фотографии и показал их самому большому начальнику в торговле, Лобанову. Он был, по словам папы, мужик суровый и только сказал, посмотрев фотографии: «Хорошая у тебя девчонка». Через какое-то время Лобанов помог папе получить однокомнатную квартиру рядом с нами. Очень удобно. В девяностые годы мы объединили наши квартиры в одну трехкомнатную на той же улице Цурюпы. В апреле 1990 года мама с папой снова расписались, и мы опять стали одной семьей.

РОДИТЕЛИ МАМЫ

Моя бабушка Мира Моисеевна Казакевич родилась в Белоруссии в деревне Костюковичи. В семье было девять детей, трое умерли от тифа. Моя бабушка 1911 года рождения, самая младшая. У семьи был хороший дом, хозяйство, жили безбедно. Многие их родственники после революции уехали в Америку.

Ее мама Хася из рода Ломоносовых – властная, даже жестокая женщина. Не позволила детям окончить учебу. Бабушка очень хотела в школу, но ей дали проучиться только три года. Она была озорная, способная к учебе, играла на балалайке.

В восемнадцать лет бабушка вышла замуж за Абрама Михайловича Шпринца. Дедушка 1909 года рождения. Семья у него была бедная, кроме него, еще брат и сестра.

У бабушки с дедушкой родились трое детей: сын и две дочери. Мой любимый дядя Шура – самый старший, 1932 года, средняя дочка – тетя Эмма, 1936 года, а самая младшая – моя мама Рая, 1939 года. Мама родилась в день, когда дедушку призвали на войну с Польшей. Когда бабушка узнала об этой вести в роддоме, закричала: «Не хочу этого ребенка!» Такой был шок.

Когда в 1941 году немцы пришли в их маленький городок, бабушке было тридцать лет. Дедушку сразу призвали на фронт. А бабушка почувствовала, что надо уходить. Интуиция подсказала: нельзя оставаться с немцами в одном городе. Бабушка начала уговаривать сестер с детьми. Да к ним еще на лето приехала из Москвы ее двоюродная сестра Рая с годовалым сыном Аликом. Родители уезжать отказались категорически. Отец бабушки говорил, что в Первую мировую войну он был в плену у немцев, что это культурный народ и они ничего им не сделают. Так думал не только он, много евреев осталось; конечно, никто не хотел бросать хозяйство. Была и еще причина, мистическая: мама бабушки верила снам, а ей приснилось, что кто-то ей сообщил о гибели ее сына Яши. Она говорила, что ей незачем больше жить, что, если суждено, она умрет в Студенце. Позже к папе бабушки приходили партизаны, говорили, что в соседнем районе убивают евреев, звали его с собой. Не пошли.

Всю семью бабушки в 1944-м расстреляли. Об этом она узнала уже после войны и позже поехала на то место на родину, где, как ей рассказали очевидцы, это произошло. Детей на глазах у родителей кидали в ямы. После этой поездки она вернулась вся больная.

В нашем доме хранится «Книга памяти», изданная в девяностых годах в Белоруссии, в которой рассказано о расстреле семьи Казакевич. Их расстреляли в последнюю очередь, так как папа бабушки был кузнец и подковывал немцам лошадей.

Папа узнал об этой книге и заказал ее в белорусском посольстве, нам ее привезли поездом, передали через официальных лиц. Основана книга на рассказах очевидцев: тех, кто смог спастись. А деревню сожгли.

В августе 1941-го бабушка с детьми двинулись из Студенца. Уходили вместе с семьей директора школы Исаака Абрамовича Аренкова – с его женой Рахилью Наумовной и дочерьми Евой и Бертой, вместе купив лошадь. Аренков знал дороги и направления, куда еще не дошли немцы, а Мира знала, что ее муж служит в Курске. Кажется, в медицинской части на хозяйственной работе. С ними были Рая и Алик. От верной гибели их спасла моя бабушка. Москвичей никто не брал, бабушка выкинула свои вещи и