Леонид Млечин - Брежнев Страница 2

Леонид Ильич, по словам Шелеста, волновался. Он побледнел, губы посинели, говорил с дрожью в голосе. Выслушав его, Хрущев недовольно сказал:

— Что у вас случилось? Не можете и дня обойтись без меня? Хорошо, я подумаю. Здесь Микоян, с ним посоветуюсь. Позвоните мне позже.

Этот час члены президиума ЦК провели в напряжении. От Хрущева, который на протяжении десяти лет легко расставался со всеми соперниками и конкурентами, всего можно было ожидать.

Через час Брежнев снова позвонил Хрущеву.

Никита Сергеевич говорил раздраженно:

— Хорошо, завтра в одиннадцать утра я вылетаю в Москву вместе с Анастасом Ивановичем.

Члены президиума, закончив обсуждение, подготовили для порядка постановление:

«1. В связи с поступающими в ЦК КПСС запросами о возникших неясностях принципиального характера по вопросам, намеченным к обсуждению на пленуме ЦК КПСС в ноябре с. г., и в разработках нового пятилетнего плана признать неотложным и необходимым обсудить их на ближайшем заседании президиума ЦК КПСС с участием т. Хрущева.

Поручить тт. Брежневу, Косыгину, Суслову и Подгорному связаться с т. Хрущевым по телефону и передать ему настоящее решение с тем, чтобы заседание президиума ЦК провести 13 октября 1964 г.

2. Ввиду многих неясностей, возникающих на местах по записке т. Хрущева от 18 июля 1964 г. (№ П1130) „О руководстве сельским хозяйством в связи с переходом на путь интенсификации“, разосланной в партийные организации, и содержащихся в ней путаных установок отозвать указанную записку из парторганизаций.

3. Учитывая важное значение характера возникших вопросов и предстоящего их обсуждения, считать целесообразным вызвать в Москву членов ЦК КПСС, кандидатов в члены ЦК КПСС и членов Центральной ревизионной комиссии КПСС для доклада пленуму итогов обсуждения вопросов на президиуме ЦК КПСС.

Вопрос о времени проведения пленума ЦК КПСС решить в присутствии т. Хрущева».

Записка первого секретаря ЦК, к которой обычно относились благоговейно, была названа «путаной», хотя членам президиума все было совершенно понятно.

Тремя месяцами ранее, 11 июля, на пленуме ЦК Хрущев изложил свою новую идею: коренным образом реорганизовать управление сельским хозяйством — под каждую отдельную продукцию создать собственное ведомство. Один главк занимался бы зерном, другой — мясом, третий — пушниной.

Хрущев, как и Сталин, полагал, что экономические проблемы решаются организационно-кадровыми методами: есть задача — создай ведомство, которое ее решит.

Но членов президиума испугало другое. Хрущев уже ликвидировал сельские райкомы, низвел партаппарат на селе до второразрядной роли парткомов производственных управлений. В новой системе руководства сельским хозяйством партийным органам вообще не оставалось места. Как могли реагировать на это профессиональные партийные секретари?

Отозвав хрущевскую записку, президиум ЦК демонстрировал партийному аппарату на местах, что Хрущев больше не хозяин.

О том, что членов ЦК вызывают в Москву, Никите Сергеевичу, разумеется, не сказали. Иначе бы он сразу понял, что происходит. Летом 1957 года, когда его пыталась снять «старая гвардия» — Молотов, Маленков, Булганин, — он распорядился собрать членов ЦК. Когда они прилетали в Москву, доверенные люди Хрущева ввели их в курс дела, объяснили, какова расстановка сил и кого надо поддержать. Никита Сергеевич часто и с удовольствием рассказывал, как он выиграл ту битву. Теперь его опытом воспользовались другие…

Перечисление в постановлении четырех фамилий — Брежнев, Косыгин, Суслов, Подгорный — свидетельствовало о том, кто именно управляет событиями. Фамилия Брежнева стояла первой, следовательно, ему и отводилась главная роль.

Это постановление отрезало членам президиума дорогу назад. Теперь уже никто из них не мог покаяться перед Хрущевым и сказать, что в его отсутствие они на заседании президиума «просто поговорили». Они должны были идти до конца.

Много лет спустя я имел возможность расспросить некоторых участников тех событий. Главные вопросы: почему они выступили против Хрущева и не жалели ли об этом потом?

Не жалел, по их словам, никто. Хотя на вершине власти, как известно, есть место только для одного. Основные участники тех событий — за исключением Леонида Ильича Брежнева — скоро оказались в опале и лишились тех должностей, которые имели.

Причины отставки Хрущева объясняли по-разному, но в основном упирали на то, что он стал просто опасен для страны. О своих личных мотивах не упоминали. Но они конечно же тоже имели значение.

Никита Хрущев был человеком фантастической энергии. Непредсказуемый и неуправляемый, невероятный хитрец, но при этом живой и открытый человек. Оставшийся в памяти необузданным бузотером, нелепо выглядевший, казавшийся очевидным анахронизмом Никита Сергеевич недооценен отечественной историей. Роль его в истории нашей страны еще не осмыслена, а личность не раскрыта.

Пребывание на высоком посту не сделало его равнодушным. Он видел, в каком трудном положении страна. Честно говорил:

— Я был рабочим, социализма не было, а картошка была. Сейчас социализм построили, а картошки нет.

Хрущев приказал, чтобы в столовых хлеб давали бесплатно. Он хотел вытащить страну из бедности, но уповал на какие-то утопические идеи, надеялся решить проблемы одним махом.

Он был, пожалуй, единственным человеком в послевоенном советском руководстве, кто сохранил толику юношеского идеализма и веры в лучшее будущее.

Теперь, когда опубликованы хранившиеся за семью печатями протоколы президиума ЦК (за все хрущевское десятилетие) и можно прочитать, что говорил Никита Сергеевич в своем кругу, становится ясно: для него идея строительства коммунизма, вызывавшая уже в ту пору насмешки, не была циничной абстракцией. Этим он и отличался от товарищей по партийному аппарату, которые давно ни во что не верили.

14 декабря 1959 года Хрущев выступал на президиуме ЦК по поводу проекта программы КПСС. Он объяснил, как именно представляет себе приближение к коммунистическому обществу:

— Это значит, всех детишек взять в интернат, всех детей от рождения до окончания образования взять на государственное обеспечение, всех стариков от такого-то возраста — обеспечить всем… Я думаю, что когда мы одну-две пятилетки поработаем, мы сможем перейти к тому, чтобы всех людей кормить, кто сколько хочет. У нас хлеб будет, мясо — еще две пятилетки (это максимум) и, пожалуйста, — кушай. Но человек больше не скушает, чем может. Даже в капиталистических странах есть рестораны, где можно заплатить сколько-то и ты можешь кушать, что хочешь. Почему же при нашем социалистическом и коммунистическом строе нельзя будет так сделать?…