Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь Страница 2

Через некоторое время все экипажи выстроились у машин, готовых к вылету. Ожидаем команду. Сейчас командир пройдет по эскадрильям, посмотрит экипажи. А может, приехал проверяющий? Но все равно рано или поздно дадут отбой. Начнется разбор: тех, кто лучше справился с задачей, — похвалят, отстающих — покритикуют.

— Равняйсь! — раздалась команда. — Смирно! На краю аэродрома показалась эмка командира полка Героя Советского Союза Ивана Филипповича Балашова. Приостановилась у первой эскадрильи. Нам видно, как командир торопливо дает какие-то указания. И тут же машина мчится дальше.

— Рассредоточить самолеты! — приказывает подполковник Балашов, как только эмка поравнялась с нами.

Мы бросились выполнять приказ. Но уже закрадывалось тревожное чувство. И оно будто толкало в спину. Так быстро мы никогда еще не растаскивали машины. И стало еще тревожнее. Напряженно ждем: что же дальше? Раздается команда на построение. Весь полк — летчики, техники, оружейники, связисты — замер в строю.

— Товарищи, — негромко, но твердо, сурово звучит голос Балашова. — Получено распоряжение всем экипажам находиться в боевой готовности, никуда не отлучаться от своих машин, ждать дальнейших указаний...

Гранитно, хмуро, будто утес, стоял на краю летного поля в эту минуту полк.

Война! Это слово тяжким грузом свалилось на нас. Война. Сообщение командира было неожиданным. А ведь и вчера, и позавчера после полетов мы валились в трапу, густую, сочную, или в свежие копны, пахнувшие молодым сеном, и толковали о жизни. И уж коль мы люди военные, а значит, готовимся к боям, то нередко говорили о том, как будем драться в случае нападения врага. В наших молодых горячих головах возникали Самые невероятные представления о воздушных схватках, о массированных налетах ведомых нами армад бомбардировщиков на военные объекты противника.

— Пусть только тронут! — заявляли мы и увлеченно повторяли слова из популярной в те годы песни:

...И на вражьей земле мы врага разобьем

Малой кровью, могучим ударом.

Вот такой был у нас настрой. Позже его нарекут и так и сяк. По-иному посмотрят на прошлое, оценят все как бы со стороны. Дистанция времени. Она позволяет давать четкие характеристики и определения А что было тогда? Недооценка противника? Да, видимо, было и это. Трудное, горькое заблуждение, И повинны в нем не только и не столько мы — двадцатилетние солдаты. Но ведь за этим так называемым шапкозакидательством стояло и иное. Могучее состояние души.

Боевой дух. Уверенность в победе. А это — хорошо! В высоких штабах, наверное, на эти вещи смотрели значительно конкретнее. А мы, совсем юные, вчерашние выпускники училищ, думали именно так. Мы верили. Верили преданно, до конца, без фальши и тени сомнения.

И вдруг — война. Не в песнях, не в разговорах. Не в газетных сообщениях из-за рубежа. А рядом. Совсем рядом. Где-то там, сразу за горизонтом. И ныне каждое облачко, вон то, что неожиданно выползает на юго-западе, может таить в себе смертельную опасность. И многие невольно бросали взгляд в небо: не появились ли там фашистские самолеты?

— Теперь надо учиться жить по-новому, — разъяснял командир полка. — Нам предстоят тяжелые испытания!

Летчики ловили каждое слово Балашова. И все-таки каждый из нас, в этом я уверен, и подумать не мог, что война затянется на долгие и долгие четыре года, что впереди столько потерь, неслыханные ужасы, миллионы смертей, разрушенные города, сожженные села, что на пути к победе столько еще поражений.

Все это будет потом.

А сейчас, в первый день войны, мы ждем приказа на вылет. В особом нервном напряжении ждем. А время тянется неимоверно долго. Разве не странно, что самолеты, экипажи — все находятся в боевой готовности, в первую же минуту мы можем лететь на боевое задание, а приказа на вылет нет. Ждем распоряжений.

Командир полка несколько раз уезжал в вышестоящий штаб. А спустя некоторое время нам сообщили:

Балашов вернулся! Сообщение — словно выстрел. Как готовность к бою. Но, как и прежде, все остались на местах.

И снова командир уезжал, как мы надеялись, для получения боевой задачи. И опять возвращался ни с чем. Шли часы, томительные часы неизвестности. И вдруг команда:

— Семейным летчикам можно по очереди сходить на квартиры, попрощаться с женами, детьми, взять необходимые вещи.

* * *

Подходит и моя очередь. Получил разрешение на часок забежать к Шуре.

Она уже все знает. Растерянная.

— Что же теперь будет, Саша? — спрашивает, едва я переступаю порог.

Хочу хоть как-то ее приободрить.

— Все обойдется, — успокаиваю ее. — Не волнуйся. — И не без пафоса добавляю: — Мы не позволим фашистам топтать нашу землю!

И там, на аэродроме, и здесь, дома, я был уверен, что враг далеко не пройдет, что мы остановим и уничтожим его в самое короткое время. Чем дольше я говорил, тем больше уверенности приходило ко мне. Жена доверчиво смотрит на меня. Но перед самым уходом вздыхает и снова спрашивает, а в глазах слезы:

— А все-таки долго будет война?

— Через три месяца жди меня домой, — отвечаю не задумываясь. — А пока до свидания... И не смей плакать. Ты ведь жена летчика.

Поспешил на аэродром.

А здесь сначала — радость: есть боевое задание! А затем огорчение: летят только две эскадрильи.

Наша, еще две другие остаются на аэродроме. Приказано ждать.

Узнаем подробности: двум эскадрильям в ночь на 23-е нанести бомбовый удар по крупному железнодорожному узлу. По какому, точно не помню.

Первое боевое задание в полку... Еще до наступления темноты полтора десятка самолетов взлетели и взяли курс на запад. Мы провожали их завистливыми взглядами. Утих шум моторов, боевые машины скрылись за горизонтом. А вслед за ними закатилось и солнце. В сгустившихся сумерках оставшиеся три эскадрильи ждали на земле дополнительных распоряжений. Все экипажи были готовы лететь на любое задание, нам хотелось как можно быстрее встретиться с врагом. Все как один мы завидовали улетевшим. «Вот счастливчики!» — думали мы об экипажах, приступивших к выполнению боевого задания.

...Проводить ночь на аэродроме нам не привыкать. Приходилось и раньше. Боевая подготовка требовала этого и в мирное время. Но эта ночь, первая ночь войны, показалась совсем иной. И что самое главное: она требовала немедленных действий. И сон не в сон. И разговоры не клеились. О чем говорить, когда надо воевать?! Взлетать, бомбить, вгрызаться в горло врагу!

Снова и снова в мыслях возвращались мы к экипажам, улетевшим бомбить железнодорожный узел. Зная скорость полета и расстояние до цели, мы без большого труда могли определить по времени, где находятся улетевшие самолеты и когда они выйдут на цель.