Фаина Сонкина - Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма Страница 2

Тут можно читать бесплатно Фаина Сонкина - Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма. Жанр: Документальные книги / Биографии и Мемуары, год 2016. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте Knigogid (Книгогид) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.

Фаина Сонкина - Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма читать онлайн бесплатно

Фаина Сонкина - Юрий Лотман в моей жизни. Воспоминания, дневники, письма - читать книгу онлайн бесплатно, автор Фаина Сонкина

В свою очередь и Ю.М., до начала 80-х годов не имевший телефона и всегда предельно занятый, часто сообщал о своих приездах в Москву, где жила мама, короткими открытками. Но и в лаконичные записки Юрий Михайлович умел вложить намеки, понятные лишь адресату. В бедной полиграфическими возможностями стране нелегко было найти открытки с семантически значимыми видами, архитектурными памятниками, произведениями искусства, отсылавшими адресатов к совместно пережитому опыту и очень личным ассоциациям. Иногда Юрий Михайлович подписывался – отчасти для конспирации, отчасти ради шутки – женским именем.

После отъезда мамы в Канаду на общение между Лотманом и ею влияли уже другие обстоятельства. В начале девяностых годов дозвониться из Канады в Эстонию, ставшую независимым государством, стало практически невозможно. Переписка оказалась единственным способом связи между Ю.М. и Ф.С., притом способом весьма ненадежным, так как многие письма пропадали. Этим объясняются повторы, встречающиеся в переписке. Однако стиль и форма писем Ю.М. в последние годы его жизни определялись не столько этими внешними фактами, сколько трагическими обстоятельствами его длительной и тяжелой болезни. Из-за инсультов, поразивших центры чтения и письма, Ю.М. не мог ничего ни прочесть, ни написать. Он вынужден был диктовать своим секретарям не только научные статьи и книги, но и личные письма. На свои физические и нравственные страдания, столь усугубившиеся после безвременной и неожиданной кончины его жены З.Г. Минц, Ю.М. никогда не жаловался. Напротив, чем больше он страдал, тем тщательнее маскировал тяжесть своего положения шутками и свойственной ему самоиронией. Человек исключительного мужества, Юрий Михайлович стоически скрывал от мамы то, что несомненно знал сам: жизнь его подходила к последнему пределу. Доказательства этого знания – в его прощальных письмах коллегам-друзьям. Так, за девять месяцев до смерти, 19 февраля 1993 года, он писал Б.Ф. Егорову: «Дорогой Борфед! Посылаю Вам сие письмо и одновременно просьбу, которую пишу, как Владимир Мономах сказал в своем завещании, “сидя на костѣхѣ”. Если бы я начал писать Вам все то сердечное, что я хотел бы сказать Вам уходя, бумаги не хватило бы»[3]. За два месяца до кончины, 26 августа 1993 года Юрий Михайлович прощается с В.Н. Топоровым: «Не знаю, долго ли еще буду здесь (в смысле Жуковского), но я не перестаю – и хочу Вам это ясно сказать – благодарить судьбу за нашу с Вами встречу (человеческую и научную)»[4]. Однако последнее свое письмо к последнему адресату Ю.М. заканчивает прозаическим и нигде им ранее в письмах к ней не употребляемым «до свидания», возвращая слову его буквальный смысл, а адресату – надежду на встречу. В отличие от стоически-шутливого тона последних писем Ю.М., письма Ф. Сонкиной из эмиграции трагичны. Это особенно поражает тех, кто близко знал ее: человека, обладавшего живым и сильным характером, натуру деятельную, всегда готовую к шутке, умевшую с большой непосредственностью радоваться самому малому проявлению красоты в природе, жизни и людях.

Скрывая от окружающих свое одиночество, одному только Юрию Михайловичу, как самому близкому ей человеку, она поверяла глубокую тоску. Что же произошло? Чем объяснить такую душевную надломленность? По складу человек высокоэмоциональный, романтический в лучшем смысле этого слова, и вместе с тем человек «домашний», то есть любящий упорядоченный быт и умеющий его организовать, в эмиграции Ф.С. Сонкина лишилась дома, «гнезда», друзей, привычных занятий. Эта ее ностальгия вполне сопоставима с тоской по дому Лотмана, уехавшего по гумбольдтовской стипендии почти на год в Германию. «Да и вообще все чужое, душа тянется в свой угол», – пишет он ей из Мюнхена в 1989 году[5].

И все же не в этом, как мне кажется, кроется главная причина трагизма последних писем мамы.

Если научное творчество было неотъемлемой и главнейшей частью жизни Юрия Лотмана, определявшей его бытие буквально до последних дней, то главным стержнем жизни Ф.С. была любовь к Лотману. Чувство, связывавшее этих людей, было чувством высоким, редко встречающимся в жизни. Оба осознавали это и относились к нему как к необыкновенному дару судьбы. Пока оба жили в одной стране, пусть и в разных городах, это чувство было живым импульсом, согревавшим и одухотворявшим каждый день жизни моей мамы и поддерживавшим ее долгие годы в тяжелых жизненных коллизиях. Разлука с Ю.М., его предсмертная болезнь и физические страдания делали для нее разлуку непереносимой. Признающая только действенную любовь, любовь-помощь, любовь-соучастие и сострадание, – она оказалась в худшем, даже невозможном, для себя положении, когда не могла помочь человеку, чью жизнь ценила превыше собственной. Ее письма последних лет, этот живой крик души через океан, были единственной формой поддержки, которую она могла оказать умирающему. Жертвенная любовь, неиссякаемая тревога и забота о Ю.М. – вот та сквозная нить, которая соединяет их в одно скорбное, особенно в годы предсмертной болезни Ю.М. Лотмана, повествование. По словам сына Ю.М. Лотмана Михаила, отец просил его не публиковать никаких частных документов в течение 15–17 лет после его смерти. С кончины Юрия Михайловича Лотмана прошло 23 года. Таким образом, мне кажется, я не нарушаю воли покойного.

Дневник Ф.С., выдержки из которого приводятся в этой книге, естественно, сильно отличается по стилю и от ее писем, и от воспоминаний о Ю.М. Лотмане. Как и всякий дневник, для Ф.С. он был инструментом памяти: «Я боюсь забыть мелочи – ими живу – и я хочу записать их всех и вспоминать все время, но как только они оказываются на бумаге и нет красок его голоса, я не вижу его рук, его глаз – все не то (“мысль изреченная есть ложь”)» – записывает она в 1972 году. Но несмотря на осознаваемую неадекватность слов чувству, Ф.С. не устает фиксировать в Дневнике рассказы Ю.М., его мысли, его реакцию на самые разные события. В той мере, в какой они передают устную, спонтанную речь Лотмана, их ценность неоспорима. Этот аспект Дневника я использовала в качестве комментария к письмам и воспоминаниям. Более полные выдержки из Дневника я привожу в отдельной рубрике.

Разумеется, Дневник был еще и инструментом самоанализа, попыткой разобраться в чувствах, которые стали доминантой жизни мамы, принося счастье, но и значительно эту жизнь усложняя.

Оставляя за бортом этот второй и очень личный аспект документа, я, тем не менее, хочу упомянуть о том неожиданном свете, которым он освещает их автора. Ф.С. – человек быстрого, проницательного ума, с полуслова и полувзгляда «прочитывающего» людей и их намерения; человек, в силу решительности и бесстрашия характера неизменно становившийся опорой для других, предстает со страниц своего дневника неуверенной в себе, легко уязвимой и нуждающейся в защите женщиной. Даже для тех, кто хорошо знал Ф.С., разница между ее скрытым и «общественным» лицом парадоксальна. Но не сходное ли противоречие выявляется и в образе Ю.М. Лотмана: теоретика, блестящего лектора-просветителя, организатора, первопроходца в науке, не сгибающегося под бременем официальных запретов и гонений, и вместе с тем человека, десятилетиями живущего на последнем пределе своих сил?

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.