Елена Арсеньева - Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг) Страница 2

Разумеется, это не было, как говорят французы, crime passionnel – преступлением по страсти. Мура не хотела его убивать.

Да, кстати, у нее было два имени: в России ее обычно называли Мария Игнатьевна, ну а в Англии и в других европейских странах – Мура. Впервые так ее назвал в 1918-м году первый возлюбленный Муры (первый – и единственный любимый до сих пор, хотя сейчас-то они считались просто близкими друзьями и, с позволения сказать, товарищами по работе), англичанин Роберт Брюс Локкарт. Одной из самых любимых его книг была «Житейские воззрения кота Мура» Гофмана, и Брюс из множества русских производных от имени Мария (Маша, Муся, Маруся, Мура, Маня, Мара и тому подобное) выбрал это. Кроме того, в России, да и во всем прочем мире в то время творилась истинная гофманиада, если не сказать похлеще: после Первой мировой войны и Октябрьской революции мир безумствовал, буйствовал, сходил с ума, и его возлюбленная казалась Брюсу чуть ли не единственным нормальным, трезвомыслящим человеком в этой спятившей России. Совершенно как философ кот Мур…

Впрочем, то, что Россия явно рехнулась, не мешало Локкарту по-прежнему любить эту страну, как он любил ее и прежде, когда она была веселой, богатой, благополучной, когда работа генерального консула английского посольства в Петербурге была одним сплошным удовольствием, включавшим дружбу с веселой и богатой светской молодежью, поездки к цыганам, игру в футбольной команде, организованной на своих текстильных мануфактурах в Орехове-Зуеве миллионером Саввой Морозовым. Удовольствием от поездок на тройках среди ночной метельной мглы; от блинов с икрой и ледяной, жгучей водки; от русского сквернословия, которое казалось Брюсу, после однообразия скудного и чопорного английского языка, восхитительным именно своей неисчерпаемостью и неожиданностью; от объятий русских женщин (Мура была у него не первая русская), которые напоминали Брюсу водку именно тем, что были вроде бы ледяными и неприступными, а как распробуешь – ого-го, смотри не обожгись, смотри не сгори, а голову уж точно потеряешь… Локкарт бывал-живал в России с 1912 года и иногда думал: хорошо бы остаться здесь навсегда. В Англии все так скучно и размеренно, там никогда ничего не происходит, а здесь…

Здесь произошла революция. Здесь он встретил Муру. Здесь он полюбил, да так, что не мыслил существования без обожаемой женщины. «Что-то вошло в мою жизнь, что было сильней, чем сама жизнь», – напишет он в своих воспоминаниях спустя много лет.

Строго говоря, Локкарт и Мура встречались еще прежде, еще накануне Первой мировой войны, еще в Лондоне. Мура приезжала в гости к брату Платону Закревскому, который работал в русском посольстве. Это оказалась судьбоносная поездка, во время которой Мура познакомилась с тремя из четырех мужчин, которые сыграют огромную роль в ее жизни. Ими были: прибалтийский, или, как говорили в старину, остзейский, барон Иван Александрович Бенкендорф (он станет мужем Муры и отцом двух ее детей), начинающий дипломат Роберт Брюс Локкарт (он станет ее вечной любовью) и находившийся на пике славы писатель Герберт Уэллс, которого чаще называли Эйч-Джи, по первым буквам его полного имени Герберт-Джордж, Herbert George (Мура станет его последней любовью). Немного погодя, уже во время свадебного путешествия со своим бароном, Мура оказалась в Берлине, где на придворном балу была представлена кайзеру Вильгельму и даже удостоилась чести протанцевать с ним вальс. Кайзер Вильгельм тоже сыграет в ее жизни немалую роль, хотя и косвенную: в конце концов, разве не в результате войны с Германией Россия оказалась ввергнута в пучину революции и Гражданской войны, которые совершенно перевернули жизнь Муры и сделали ее той, кем она в конце концов стала, – русской Матой Хари, как ее любили называть досужие журналисты.

Всякое сравнение далеко от оригинала, особенно если оно снабжено известным эпитетом: «русская Мата Хари», «русская Агата Кристи», «второй Чадаев мой Евгений»… etc. Мата Хари (Маргарет Гертруда Целле) была типичной шпионкой. Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг всего-навсего принадлежала к числу тех, кого дипломаты называют «агентом влияния», и служила информатором двух (как минимум) разведок. Но все же некоторое сходство между двумя дамами имело место быть. Во-первых, они беззастенчиво использовали – сознательно и бессознательно – свою женскую привлекательность, а иногда расчетливо продавали себя. Во-вторых, они – вот тут-то уж совершенно бессознательно! – свято следовали тому совету, который великий маэстро разведки Лоуренс Аравийский давал своим ученикам: «Вам придется чувствовать себя как актеру, играя свою роль днем и ночью в течение ряда месяцев, не зная отдыха и с большим риском». Да уж, актерствовать, что одной, что другой, приходилось денно и нощно!

Кстати сказать, Мура была знакома с сэром Томасом Эдвардом Лоуренсом в пору его высшей славы. Самое смешное, что это было светское знакомство, и всеведущий разведчик даже представить не мог, что перед ним стоит не просто бывшая любовница его приятеля Локкарта и новая фаворитка великого Уэллса, но и коллега, так сказать, по бизнесу. Ну а у Муры вообще были самые неожиданные знакомства… В этом-то и состояла ее ценность для Локкарта, это и заставляло его постоянно поддерживать с нею хорошие отношения – именно это, а вовсе не ностальгия по былой любви. Зато ностальгия была движущей силой ее жизни…

Но об этом тоже чуть ниже. Еще пару слов о сходстве Маты Хари и Муры Будберг. Если бы какой-нибудь следователь задал им сакраментальный вопрос:

– На кого вы работаете? – обе, не замедлив, ответили бы:

– На себя.

Мата Хари работала на себя ради денег и своих любовников. Мура – чтобы выжить.

Это было для нее очень емкое понятие, если учесть, что Янеда, родовое имение ее мужа под Ревелем [1], было сожжено вскоре после революции мужиками, обезумевшими от свободы, которая теперь была «эх, эх, без креста», Ивана Александровича Бенкендорфа те же мужики убили, а детей, сына Павла и дочь Танечку, увезла в Ревель их гувернантка по прозвищу Мисси. Там они прожили несколько лет, пробавляясь малыми щедротами бенкендорфовских родственников, однако за скудость вспомоществований их осуждать не стоит: время стояло слишком тяжелое, каждый спасался в одиночку, и, при любом раскладе, именно остзейские бароны помогли Павлу и Тане выжить: ведь родимая маменька их, строго говоря, бросила на произвол судьбы.

О, разумеется, это произошло совершенно случайно, по вине, как принято выражаться, форс-мажорных обстоятельств! Однако в том-то и состояла особенность жизни Муры Закревской-Бенкендорф-Будберг, что в ней все происходило как бы случайно, вне зависимости от ее воли… На самом же деле это была только видимость, лицевая сторона медали, потому что, даже если Муре приходилось подчиняться на какое-то время обстоятельствам, потом она к ним приспосабливалась с такой легкостью, что иногда чудилось: она играет с судьбой в поддавки – и обыгрывает Фортуну.