Николай Кузьмин - Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо Страница 2

Да и с куревом… Попросил вырвать несколько листочков, а ведь не курит же и никогда в жизни не курил! Даже страшно стало, сколько просчетов.

Опытный подпольщик, Сергей Лазо настойчиво требовал от товарищей соблюдения профессиональных правил конспирации. Сейчас, на последнем этапе подготовки к восстанию, положение нелегалов осложнялось тем, что их узнавали слишком многие: во время явок, встреч, митингов, собраний. Это опасно. У каждого имелось несколько подготовленных квартир, одевались они так, чтобы ничем не выделяться, никто не знает, откуда они приходят на встречу и куда уходят, никому не полагается знать больше того, что требуется по обязанностям. Большинство секретных документов Сергей пишет сам, своей рукой, чтобы предельно сократить число посвященных. Виновников провала, если вдруг такое произойдет, искать будет легко…

Расстелив матрац, Сергей дунул на крохотное чадящее пламя коптилки и стал укладываться. Вместо одеяла он укрылся тужуркой. Лежа с закрытыми глазами, он представлял себе тайную ночную жизнь большого приморского города. Контрразведка сбилась с ног. Вчера, 3 января, подпольный обком объявил в городе всеобщую забастовку и жизнь во всем Владивостоке замерла: опустели порт, Дальневосточный завод, закрылись магазины и театры, не работала даже электростанция, отчего город погрузился во тьму. Прекрасная организация, как бы смотр сил и готовности к решающим дням борьбы за власть!

Собственно, она для этого и затевалась, забастовка — для проверки: насколько рабочий Владивосток готов поддержать солдат городского гарнизона и хозяев тайги — партизанские отряды. Буквально накануне подпольному обкому сообщили, что три роты партизан с тремя пулеметами возле станции Сица напоролись на охрану из американских солдат. Завязался бой, но недолгий — американцы, не выдержав, бежали. Да, не вояки, не вояки. Сергей мог об этом говорить с уверенностью, — прошлым летом сам проверил в ночном бою. Но сообщение со станции Сица взволновало товарищей из обкома. Обстановка по всему Приморью накалена до предела, то там, то здесь стихийно вспыхивают стычки партизан с белогвардейцами и интервентами. Вооруженные отряды из тайги как бы нетерпеливо подталкивают тех, кто в городе, и поторапливают. И пролетарский Владивосток вчера убедительно показал, что тоже готов к борьбе.

С трудом укрывая тужуркой свое большое сильное тело, Сергей глядел в светлевшее окошко. Он хорошо представлял, как выглядел вчерашней ночью Владивосток с моря. Огромный город обычно залит разноцветными огнями. Сияет центральная улица Светланская, горящими утесами высятся конторы пароходных компаний и банков, море света в порту, где жизнь не затихает ни днем ни ночью. И вдруг непроглядная тьма, тишина, безлюдье. Несомненно, в штабе генерала Розанова кое о чем догадались и приняли меры. Власти, конечно, чуют опасность, нервничают и пытаются ухватить хоть кончик ниточки, чтобы обезвредить подпольный комитет. Но едва ли, едва ли…

Больших провалов подпольной организации Владивостока пока что удавалось счастливо избегать. Всего несколько одиночных арестов, в основном случайных, вот и все. Помогала конспирация, — научились. Два года назад, в восемнадцатом, за решеткой оказалось, по существу, все руководство во главе с Сухановым, Губельманом, Всеволодом Сибирцевым. Это был тяжелый удар. Сработал, конечно, провокатор, проникший в организацию. Палачи торопились расправиться с Сухановым, испытанным вожаком приморского пролетариата, его застрелили якобы при попытке к бегству. А Губельману и Сибирцеву удалось бежать из концлагеря. Сейчас они незаменимые работники, несут на своих плечах основной груз подготовки к свержению белогвардейского режима. Контрразведка спит и во сне видит заполучить в руки хоть одного из руководителей владивостокского подполья. Ищут, ищут ниточку.

Однако двухлетней давности провал, когда большевики Приморья лишились своего руководителя Суханова, многому научил. Нужда, знаете ли, жестокий учитель… Она научит…

Незаметно задремав, Сергей вздрогнул от громкого собачьего лая. Что, неужели возвращаются? Нет, мимо… Бр-р, как холодно! Теперь уже не уснуть.

Поворачиваясь набок, он ощутил боль в спине и потер поясницу. Опять почки! Кажется, шлепанье босиком по ледяному полу не пройдет даром. Да и сквозняк в распахнутые двери… Жаль, если болезнь снова скрутит его в самый неподходящий момент. Болеть сейчас абсолютно некогда. Наступают горячие денечки. По существу, уже вся Сибирь соединилась с Советской Россией. Недавно Красная Армия взяла Барнаул, Новониколаевск, Томск. Сейчас она находится где-то в районе Красноярска. Под властью оккупантов остаются лишь три области Дальнего Востока. Япония делает ставку на двух людей: на атамана Семенова, собирающегося встретить Красную Армию в районе Читы, и на генерала Розанова, поставленного хозяйничать здесь, во Владивостоке. С помощью этих марионеток интервенты (в первую голову японцы) думают удержать в своих руках русский Дальний Восток. В выборе средств, как обычно, японцы не стесняются. В крайнем случае без малейшего колебания применят военную силу. А вот как раз этого-то и не следует допускать! Наших сил пока явно недостаточно, чтобы в открытую сражаться с интервентами. Вот если бы подошла из России регулярная Красная Армия! Но она еще далековато, и на ее пути стоит такая трудная преграда — белые в Чите, «Читинская пробка». Следовательно, приходится лавировать, тянуть время и спешно сколачивать отряды, обучать, хорошенько вооружать…

Лихие головы рвутся в бой уже сейчас, немедленно. Сил у нас, они считают, вполне достаточно. На их взгляд, японцы заперты в городах и боятся высунуться за окраину. Зачем, мол, тянуть, чего дожидаться? Такая торопливость, такая спешка сейчас представляет для большевиков самую страшную угрозу. Едва появится хоть малейший повод, японцы с мстительной яростью кинут в бой все свои войска для расправы с большевиками, с рабочими отрядами. Поэтому Лазо всячески доказывал, убеждал, что вооруженная борьба с японцами означает неминуемую гибель, крах всех надежд на освобождение Дальнего Востока от интервентов. Рано, рано! Как руководитель военного отдела подпольного обкома, Лазо понимал, что соотношение сил в Приморье пока явно в пользу японцев. Не обманываться первыми успехами, не давать интервентам повода вмешаться. Японцы только того и ждут. Одним ударом они смахнут все, что с таким трудом большевики налаживали в течение нескольких лет. Ни в коем случае нельзя давать им такую возможность!

В памяти еще совсем свежо неудачное восстание генерала Гайды. Всего полтора месяца назад, в ноябре, этот генерал, снятый Колчаком со всех постов и лишенный звания, появился вдруг во Владивостоке. Его нарядный поезд остановился в тупике на Нижне-Портовой улице, у самой ограды причалов. Штаб Гайды развил лихорадочную деятельность и в первые же дни установил связь с профсоюзами моряков, грузчиков, железнодорожников, находившихся под влиянием большевиков. Несомненно, мятежный генерал сразу оценил напряженную обстановку во Владивостоке и решил сыграть на ненависти к колчаковскому режиму. Генерал-авантюрист, опираясь на правоэсеровские и буржуазно-либеральные группировки, решил захватить власть. 17 ноября на рейде и в порту тревожно загудели пароходы — так началась всеобщая забастовка. Большой отряд грузчиков, получив оружие, строем покинул территорию порта. В два часа дня в городе вспыхнула первая перестрелка. Генерал Розанов обратился за помощью к японцам. Те с радостью двинули войска. Расправа с восставшими была короткой и жестокой. Генерал Гайда показал себя круглым дураком. Оборона — неминуемая гибель любого восстания. Успех только в наступлении, причем быстром и решительном. А этот вдруг надумал чего-то выжидать… Еще днем, засветло, на причале порта появился броневичок и обстрелял из пулемета мятежный корабль «Печенга». К вечеру в руках восставших остался лишь вокзал, где отчаянно сражался отряд грузчиков. В сумерках каратели принялись крыть по вокзалу из орудий. Грузчики бросились в штыковую атаку, но пробиться не сумели и погибли все до единого. Не случись этого ненужного кровопролития, мы сейчас были бы куда сильнее…