Елена Щапова-де Карли - САЛЬВАДОР ДАЛИ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ Я СТАЛА ЕГО МОДЕЛЬЮ Страница 2

Лиля в тот наш приезд явно не находила себе места: буквально несколько дней назад ее восьмидесятилетняя приятельница, сломав бедро, выбросилась из окна. Лиля не переставала восхищаться поступком подруги, говоря, что на такое способен только очень сильный человек. (Удивительно, но с ней повторилась та же история: сломав бедро, Брик выпила яд.) В тот прощальный вечер она показала мне в альбоме фотографию красивой женщины: «Как вы ее находите? Эта дама- последняя любовь Маяковского». – «Хорошенькая». – «Да? – сухо спросила Лиля и быстро захлопнула альбом. – Странно, такое простое личико…»

При встрече с Алексом в Нью-Йорке я рассказала ему, что в альбоме Брик видела фото его жены. «Ни в коем случае не рассказывайте об этом Тане, они же друг друга ненавидят», – забеспокоился Алекс. Но в первую же встречу с Татьяной я поняла, что она все знает: «Я слышала, вы видели какое-то фото у Брик. Так вот, это не я, а моя дочка Фроська». Она переживала, что ее фотография неудачна. Потрясающе: этих двух женщин до последнего вздоха волновала их слава красавиц, по которым убивался русский поэт!

– А как вы смогли в Америке пробиться на подиум? Там ведь огромная конкуренция!

Как-то мы с подружкой, листая журнал, увидели репортаж фотографа Аведона о модельном агентстве «Золи».

Поговаривали, что его владелец, господин Золи, любит экстравагантных манекенщиц: у него работали Верушка и Джерри Холл, жена Мика Джаггера. Когда я позвонила в агентство, мне сухо ответили: «Сорри, мадемуазель, только с портфолио!», но когда услышали, что я из Москвы, любопытство взяло вверх. На кастинге я чувствовала себя как выставленная на продажу лошадь: меня заставили раздеться и даже заглядывали в рот – все ли зубы на месте. «Ай, какие зубки, ай, какие ноги, ай, какие волосы!» – только и слышалось со всех сторон. А еще все удивлялись моей невероятной худобе (44 килограмма при росте 176!): «А что вы там, бедные, в Союзе ели?» Я честно отвечала, отметив про себя, что у них от удивления брови лезут вверх: «Икру и водку». Самое смешное, что в США меня, с треском выгнанную из страны, считали засланной КГБ шпионкой: «Русская модель? Этого не может быть! Тут дело нечисто!» Меня вызывали в ФБР и с пристрастием допрашивали: «Скажите, Елена, может быть, вы знаете каких-нибудь русских шпионов?»

Началась безумная жизнь русской модели в сумасшедшем Нью-Йорке – с утра стоишь под юпитерами на съемках, а ночь проводишь на тусовках. Как-то на одну из вечеринок к Золи заявился Милош Форман вместе со своим дружком Романом Полански. Форман уже успел прославиться в Голливуде, сняв фильм «Полет над гнездом кукушки». Два славянина были слегка пьяны и не скрывали, что приехали на смотрины. «Глянь, Милош, какая девчонка!» – толкали они друг друга, откровенно пялясь на моделей. И тут взгляд Милоша упал на меня, сидевшую рядом с Джеком Николсоном. Я, кстати, не сразу поняла, что сижу с такой знаменитостью, и тихо спросила у сильно накрашенной соседки: «Этот парень сильно смахивает на актера Николсона, кто это?» «Деточка! – громко возмущается она. – Это он и есть!» Все смеются, кроме звезды: такие ошибки в обществе недопустимы. Я расстроилась, да к тому же была страшно зла в этот вечер – так надоели эти пьяные рожи вокруг! В самый разгар веселья решила отправиться спать к себе в комнату на втором этаже. Но по плотоядным взглядам, которые бросал на меня Форман, поняла, что так просто скрыться мне не удастся. Поэтому дверь я предусмотрительно забаррикадировала шкафом, уложив для верности сверху еще и стулья. Но еще не успев заснуть, услышала грохот рухнувшей «баррикады». Форман, проникнув в комнату, моментально нагло залез ко мне в постель. «Милош, – завопила я, отбиваясь подушками. – Пошел вон!» «Как же ты не понимаешь, – дыша перегаром, пытался обнять меня режиссер. – Елена, мы же славяне. Нас здесь никто никогда не сможет понять. Какая там Мишель Пфайффер! Ты будешь звездой экрана, я все сделаю!» Но Милоша я прогнала, и с кино мне не повезло.

Был у меня еще один забавный случай со звездой Голливуда. Ужиная в одном из клубов, я заметила, что на меня очень пристально смотрит чернокожая красавица. Вокруг дамы, затянутой в блестящий кожаный комбинезон, роились кавалеры. Вдруг она, кивнув в мою сторону, что-то зашептала на ухо одному из них. Парламентарий, подойдя к моему столику, почтительно выдохнул: «Грейс Джонс приглашает вас на интимный ужин у нее в апартаментах». Хорошо зная ее наклонности, я громко послала кавалера актрисы. Он был поражен до глубины души – отказать подружке Джеймса Бонда?!

Но вот о романе с французским писателем Роменом Гари у меня сохранились только приятные воспоминания. Гари очень серьезно относился ко мне, хотя выходить за него замуж я не собиралась. Его жизнь, к сожалению, оборвалась трагически – он застрелился. Очень надеюсь, что не из-за меня, хотя, наверное, наша размолвка повлияла на ход событий. Я обещала Гари поехать в Канны на премьеру фильма, поставленного по его роману. Но в последний момент не захотела лететь с ним, он обиделся. Будучи последнее время в глубокой депрессии, он, вернувшись домой, застрелился. Кстати, по трагическому совпадению его близкая подруга, американская актриса Джин Сиберг, сыгравшая главную роль у Годара в фильме «На последнем дыхании», еще до нашей встречи с Гари тоже трагически ушла из жизни. Джин была активисткой, защищала права негров, которых преследовал ку-клукс-клан, ее травили американские власти, и в итоге она на свалке старых машин покончила с собой, выпив снотворное.

– И все же интересно, что вас толкнуло эмигрировать?

– Я не собиралась уезжать из Союза, нас с Лимоновым просто вышвырнули, сочинив липовые приглашения в Израиль. В то время самиздат, встречи с послами, обеды с иностранцами не прощались никому. За нами даже установили слежку: под окнами вечно торчала машина с агентами КГБ, телефон прослушивался, не раз в наше отсутствие квартиру буквально переворачивали вверх дном.

Вместе с нами в Вену улетали художник Бахчанян, писатель Юрий Мамлеев, моя подружка Ева и журналист Суслов из «Литературной газеты». Помню, зашли всей компанией в какую-то лавочку купить колбаски. Из всех нас хорошо владела немецким только жена Бахчаняна. Но Суслов смело вышел вперед и обратился к хозяйке, как ему казалось, по-немецки: «Мамка, яйки, млеко! Сме-тан-ка!»

Потом, как курица крыльями, начал махать руками перед ошарашенной продавщицей и приговаривать: «Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!» Получив наконец после вмешательства Иры Бахчанян продукты, Суслов, выросший на советских военных фильмах, все никак не мог утихнуть: «Мамка, сме-тан-ка! Вот дура!»