Святослав Задерий - Дети равновесия Страница 2

В том «треугольнике» Кинчев — Башлачев — Задерий мы давали друг другу максимально всего того, что можно было дать. Даже познакомились совершенно странным образом. Я узнал о нем от Рыженко — это скрипач "Последнего шанса", мой очень хороший друг. Я приехал к нему в Москву, и он мне сказал: вот, тут объявился один парень из Череповца, его привез Артем Троицкий, оставил запись. Но так как она была очень низкого качества, там слышалась только одна эмоциональность. А так как у него «загруженность» текста информацией была очень сильная, я поначалу просто ничего не понял, только почувствовал энергию — силу его внутреннюю. И вот однажды после одного из наших концертов Костя сказал: сегодня сейшен у Башлачева. Я говорю, что я о нем слышал. Поехали, говорит, к нему, туда, на "разведчика Кузнецова". И мы поехали. Поднялись на восьмой этаж. Заходим в квартиру, открывается дверь, — а напротив двери кухня, ну, планировка такая. И я вижу — сидит молодой человек, светленький такой, и напряженно над магнитофоном — обычным, плохоньким, совдеповским — слушает "Доктор Буги", нашу песню. Причем он не был предупреЖден о нашем приезде. И когда он нас увидел, — мы же для него просто материализовались, — то без разговоров бросился нас обнимать. Мы слились моментально. Не было никакого «здравствуйте», нас никто не представлял, он просто встал и обнял нас.

У него был домашний сейшен, там были какие-то матросы, солдаты, сидели, важно курили папиросы. Перед Саш-Башом стояли стакан вина и свеча. И он пел. Я Косте сказал: слушай, у меня просто «перегруз» идет оттого, что он говорит, и он либо сумасшедший, либо гений, одно из двух. Когда слушаешь его в первый раз — это очень сложно. У него слово переходило в дело, в то же время становилось образом… ОН пел практически все то, что потом вошло в тот альбом, но у него это было активнее, эмоциональнее, сильнее. Потому что вино и свеча… это раздвигает границы. Это было мясо. Просто мясо с кровью, со свечами и вином. Это был фонтан — фонтан жизни. И нас… просто забрызгало. Косте — одна песня сразу же пришлась, мне — другая, но когда мы стали разговаривать — поняли, что идем в принципе в одну сторону и, собственно говоря, нашли своего третьего брата. Никаких не было вопросов, даже напрягов не было. Обычно когда встречаются люди, которые пробивают какие-то параллельные концепции, все-таки возникают трения. Но он нас как принял — так мы сразу, и остались вместе. С тех пор у нас ситуации стали только увеличиваться в размерах. Ну, как скарабей — катит свой шар и накатывает его, чем дальше, — тем больше.

Это была забавная история. Короче, Саша и Настя были на Новом году в Москве, я сейчас не скажу — где именно, но на каком-то достаточно приличном фуршете. Так как Настя училась на театрального критика, была завязана с театром, она достала маски чертей настоящие театральные маски, достаточно эффектные. Потом приехал Костя, были Света, Настя, и мы пошли на Арбат. Надели маски, — и пошли по нему. И тут я понял, что на самом деле — чертям в Москве можно все. Расцветающие улыбки прохожих… хотя, согласитесь, ситуация странная. Мы прошли метров сто, и тут к нам подбегает парень в кожаной куртке, бритый наголо, с гоголевским носом — типичный панк московский. Он — к Косте: "Ты че, Кинчев, что ли?". А мы с Башлачевым шли в масках, Костя — без. ОН говорит: «Да». "Во, — говорит, — класс". Вытащил из кармана цепь такую, обвязал вокруг шеи, дал Косте другой конец в руки — пошли. говорит, вместе. И девушки с нами — очень красивые, с распущенными длинными волосами. Такой экипаж — очень эффектный.

Прошли пол-Арбата — решили взять вина. Мы — два черта, да Костя с этим парнем на поводке. Звали его Цикладол — кличка такая. Дошли до винного магазина, Цикладол говорит: щас возьму вина. Там, мол, сухое есть. Зашел — и выходит: очередь, говорит, страшная. А было дело после праздников, страждущих много. Дайте, говорит, масочку одну. Пошел в магазин в маске. Люди страждущие, увидев своего приятеля, душой растаяли — ну, черт пришел вино покупать, как ему не уступить очередь? И в кассе пробил без очереди, и у прилавка без очереди получил, хотя магазин был — битком.

Вышли оттуда, зашли в ближайшую парадную, взяли по бутылочке, стали пить. Вдруг открывается квартира, выходит женщина и начала на нас страшно ругаться: Вот ходют тут всякие! Там, туда-сюда, алкоголики проклятые, ну и так далее. Ну, мы обернулись, и Башлачев ей: "Тетенька, вы нас не узнаете? Мы ваши аборты!" Без слов захлопнула дверь и больше не появлялась.

Дальше мы выяснили, что, оказывается, чертям можно и в метро бесплатно ездить, и так далее. Лишний раз убедился, — что такое Москва. Которая не верит слезам, — зато чертям верит.

Пешком, с легким сердцем, выхожу на большую дорогу,

я здоров и свободен, весь мир предо мною,

Эта длинная бурая тропа ведет меня туда, куда я хочу.

Отныне я не требую счастья, я сам свое счастье,

Отныне я больше не хнычу, ничего не оставляю на завтра

и ни в чем не знаю нужды.

Болезни, попреки, придирки и книги оставлены дома,

Сильный и радостный, я шагаю по большой дороге вперед.

Земля, — разве этого мало?

Мне не нужно, чтобы звезды спустились хоть чуточку ниже,

я знаю, им и там хорошо, где сейчас,

я знаю, их довольно для тех, кто и сам из звездных миров…

С поездкой в Азию история получилась тоже достаточно забавная. Рашид Нугуманов — режиссер, который ставил фильм «Игла» с Цоем — сказал мне: Слава, если окажетесь когда-нибудь в АлмаАте — заезжайте. Казахстан место такое, где душевно-интеллектуальный рок еще не вложился в собственные формы. Можно будет сделать концерты". Я говорю Саш-Башу, что хочу поехать в Алма-Ату. Он мне: и я с тобой. Я говорю: ну, поехали. У нас не было денег сначала. Артем Троицкий устроил нам такой интеллектуально-элитарно-снобистский концерт. Не помню точно, как назывался тот ДК. МЫ с Сашкой взяли с собой кучу прибамбасов, включая настоящий пистолет. Мы подыгрывали друг другу, я параллельно вскрывал сумку и доставал оттуда всяческие погремушки. Так что непонятно было, кто же мы, в конце концов, такие — клоуны, террористы или политические деятели… Ну, концерт нам дал деньги, пришли мы в аэропорт, загрузились в самолет. Самолет начал набирать скорость — как поется в песне, "замелькали огни Москвы по обе стороны"… Я и говорю: Санечка, слушай, братик мой дорогой. Помнится, у тебя песенка такая была: "Хотел в Алма-Ату уехал в Воркуту". Он говорит: "Была!". А мы верили в то, что говорили — я до сих пор верю… часто получается так, что выходит по сказанному. Я ему: "Так тебе не кажется, что мы летим в другую сторону?" Он такой… вжался в кресло и посмотрел на меня таким взглядом, словно бы, знаешь… все, ку-ку, парень, поехали. Ладно, взлетели, летим, значит. Вроде бы как-то расслабились, мы сним начали разговаривать. Он мне рассказал о том, чем занимался раньше. Рассказал, что когда он учился в университете, у негобыла комната, где дворники держали швабры и метлы. Стояли у него кровать и тумбочка, и половину своих песен он написал там. Он говорил: пригласишь друзей, поставишь на стол бутылку вина, нальешь себе, возьмешь гитару, маленькое окошко, луна… что еще остается делать, как не писать песни?