Виктор Елманов - Я помню тот Ванинский порт… Страница 2

Автор фильма:

– В то время, какие письма были, с маркой? Помните?

Владимир Смирнов:

– Нет, без марки. Треугольное. Как солдатское письмо шло. Вот это я помню.

Голос за кадром:

– Отца Владимира Смирнова арестовали 20 июля 1950 года. Жили они тогда на улице Островского. Попал отец не в Унжлаг, а в новые лагеря поселка Междуречье Красноярского края. Вероятно, так же начинался и Унжлаг, когда сюда привезли первых заключенных.

Владимир Смирнов:

– Спали они там, палатка была общая. Посредине была бочка топилась. А палатка была длинная, 200 человек жило. Кто, говорит, к бочке был, там потеплей, а кто крайний, там замерзали люди прямо живые. Утром встанем, замерз, все. Спали – были нары сделаны из бревен, неотесанные ничего, прямо накатанные такие. А в голову клали они обрубок дерева заместо подушки. А прижимались друг к другу настолько плотно спать, что не могли повернуться, только по команде поворачивались на другой бок.

Голос за кадром:

– Заключенных в Унжлаг привозили по железной дороге.

Открывается книга «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына.

Голос за кадром:

– «На станции Сухобезводная сколько раз, двери вагона раскрыв по прибытии, только и узнавали, кто жив тут, кто мертв…»

От станции до лагерных пунктов развозили в вагонах. Хорошо, если лагерные пункты были уже построены, хуже, если были только палатки, и совсем плохо, когда ночевать приходилось под открытым небом, у костров, а днем строить бараки.

Павел Алексеев:

– Мы с ребятами обошли многие вот эти лагпункты, где тогда еще пять лет назад остались стены одной из бани лагерной, значит, вышки разрушенные, мосты деревянные разрушенные. И когда идешь по этим бывшим усам, где проходили железнодорожные рельсы, по которым заключенные свозили лес на большие станции, то природа настолько дремучая, что, кажется, идешь по какой-то глубокой траншее. И когда выходишь на эти места, где раньше находились лагеря, то как-то убивает вот этот шквал солнца, шквал ветра…

Голос за кадром:

– До сих пор места бывших лагерей Унжлага хранят какую-то особую память о заключенных. Ржавеет, превращается в пыль колючая проволока, рассыпаются в прах человеческие кости, но эта особая память остается. Ее чувствует каждый, кто сюда попадает.

Евгений Королев, ученик 10 класса школы №23 города Костромы.

Евгений Королев:

– Атмосфера такая… Приходишь, а там все иван-чаем поросло. Почти ничего не видно, не сохранилось. След от колеи железнодорожной увидели, вот шли тогда по ней. Неприятные ощущения были, когда заходишь туда.

Автор фильма:

– Неприятные, какого рода? Что-то фантазировалось, что здесь…

Евгений Королев:

– Ну, представлялось, как здесь шли узники, эти политические заключенные. Просто, когда ни за что их наказывали, когда они умирали там… Некоторых вообще расстреливали, потому что не мог выполнить норму. Когда все это представляешь… Надо там стоять просто и смотреть на все это. Атмосфера вообще неприятная… Но поучительная.

Автор фильма:

– Какую-то деталь запомнил: столб, проволока, могилы или барак разрушенный какой-то?

Евгений Королев:

– Вы знаете, мы ходили собирать ягоды, увидали там могила опустилась, но столб был. Он там весь сгнил уже дерево, но там было что-то, надпись можно было разобрать… Весь такой мрачный, черный такой…

Михаил Новичков, ученик 10 класса, школы №23 города Костромы.

Михаил Новичков:

– Конечно, все это зрелище поражает воображение. Сразу приходят на ум вещи, которые здесь могли твориться, да и, наверное, творились беззакония тяжкие. Короче, как люди страдали здесь… Раньше я как-то не представлял себе, я думал, что лагеря строились где-то далеко, на Колыме, в Магадане. И вот первый раз столкнулся с тем, что здесь, у нас, в Костромской области, тоже были лагеря…

Автор фильма:

– Осталась в памяти какая-то одна, поразившая тебя деталь?

Михаил Новичков:

– Знаете, я вот думаю: приходишь на это место, на место бывшего лагеря и такое ощущение, что все вот сейчас как будто станет таким же, как и было много лет назад. Вот пойдет заключенный, появится вышка с охранником. Смотришь на небо и думаешь, ведь оно было таким же, его видели узники…

Голос за кадром:

– Ребята из 23-ей школы, – и те, кто побывал в местах бывших лагерей Унжлага, и те, кто слышал о них от своих одноклассников, – только-только прикоснулись к этой теме. А вот в жизни этих людей…

Лица «детей репрессированных».

Голос за кадром:

– … архипелаг ГУЛАГ оставил свои черные отметины навсегда. И хотя никто из них не сидел в лагерях, на их долю выпали тоже испытания. Ну, первое, конечно, – это всеобщее презрение и клеймо детей «врага народа».

Владимир Смирнов.

Владимир Смирнов:

– В школе я учился, значит. Учитель у нас по русскому языку была в 6 классе, в 18 школе, там, у фабрики, школа была. Она прямо при всех сказала: «Вот у него отец – враг народа». А я маленький был. Но все равно до сих пор этот осадок остался… Ну, притесняли, во всем притесняли. Вот в доме нас недолюбливали, такая вражда была, отношение враждебное.

Голос за кадром:

– Чтобы хоть немного понять, что такое быть обреченным на это клеймо «враг народа», история Александры Ивановны Лебедевой, которой вместе с матерью пришлось тайно бежать из родных мест, где был арестован ее отец.

Александра Лебедева.

Александра Лебедева:

– И мы в этот момент, ночью, тоже с мамой собрали свои узелки и убежали. Для того, чтобы нас с ней не разлучили. Бежали ночью, не знаю сколько времени. Правда, и на подводе подвозили нас. Днем прятались. (Плачет).

Голос за кадром:

– Тайну эту, что она дочь «врага народа» Александра Ивановна хранила с 38-го по 93-ий год!

Александра Лебедева: – И муж у меня умер, а я ему так и не призналась, что я – его жена – враг народа. Я боялась! Я всю жизнь боялась…

Ахмед Давудов.

Голос за кадром:

– У Ахмеда Османовича Давудова арестовали отца, когда Ахмеду было 3 месяца. После смерти матери он с лихвой хлебнул, что такое сирота да еще и врага народа.

Ахмед Давудов: – Отца брат хладнокровно, нежелательно меня принял… Через 3—4 дня он заметил, что я в огороде взял 3—4 картошки, есть видимо хотел, под костром жарил эти картошки и поесть себе. Он заметил, до гола раздел меня и понес в длинную крапиву и в крапиву бросил голым меня.