Арсений Головко - Вместе с флотом Страница 2

Выражаю признательность писателю Е. С. Юнге за творческую помощь в работе над этой книгой.

 Автор

[9]

ГЛАВА ПЕРВАЯ. РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ДНЕВНИКОМ

В записях, которые я вел с первых дней Великой Отечественной войны, нет многого, с чем связано распространенное представление о дневнике. Нет потому, что я считал ненужным углубляться в область личного, интимного, в душевные переживания. Да и не хватало времени для таких записей. Слишком много более важных событий, ярких эпизодов, героических и трагических судеб других людей концентрировалось вокруг. Ведь командующий флотом был обязан заниматься всем, что составляло повседневную деятельность сложного флотского организма в рамках того театра, на котором данный флот действовал. Для Северного флота в годы войны это было пространство от Шпицбергена до бухты Тикси, равное пространству от Риги до Иркутска. Стоило только представить себе это, и человек в должности командующего флотом поневоле ощущал на своих плечах тяжесть обязанностей, порученных ему. Конечно, я был не один. Меня поддерживали товарищи по руководству, такие же коммунисты, как и я, — член Военного совета, начальник штаба, начальник политуправления, командующий авиацией флота, командиры соединений. Но командующий флотом оставался командующим флотом и нес всю полноту ответственности за положение на театре.

Когда было получено официальное сообщение о начале войны, в моем кабинете находились член Военного совета А. А. Николаев, начальник штаба флота С. Г. Кучеров, начальник управления политической пропаганды[2]

[10]

Н. А. Торик. Не помню, кому пришла мысль спросить о возрасте присутствующих, но выяснилось, что среди нас нет никого старше тридцати пяти лет и ни один из нас не имеет опыта управления флотом в военное время на таком обширном и трудном морском театре. В этот момент — так показалось мне тогда — мы прочли в глазах друг друга невысказанное вслух: по-настоящему осознанное беспокойство за все, что нам было поручено возглавлять и за что мы с тех пор больше, чем когда-либо, должны были ежечасно, ежеминутно в самых тяжелых условиях держать ответ[3].

 Тут и уместно вспомнить о том, как я стал командующим Северным флотом. Ибо моя биография, подобно биографиям других советских военачальников, может

[11]

быть иллюстрацией, наглядно подтверждающей смелое выдвижение молодых кадров.

 Даже в самую романтическую пору моей жизни я не помышлял стать моряком. Да и не было их ни у нас в роду, ни в других семьях казачьей станицы Прохладной на Северном Кавказе, где я родился, провел детство и юность. Отец — казак, на действительной военной службе окончил школу ветеринарных фельдшеров, после чего вернулся в станицу и начал работать по своей новой специальности. В 1920 году, когда отгремела гражданская война, я еще подростком вступил в комсомол, а через два года уехал в Ростов-на-Дону, на рабфак. Совмещал учебу, как большинство слушателей, со всякого рода работой, лишь бы прокормиться, главным образом в порту, где удавалось наниматься на разгрузку или погрузку судов. Закончив рабфак, перебрался в Москву, чтобы учиться дальше в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Оттуда в 1925 году уехал по комсомольскому набору на флот. Так что ни с каким-либо призванием или родительским наказом, ни с романтическим стремлением к морю мое определение в моряки не было связано. Комсомол послал меня, как и тысячи других комсомольцев, на флот, а все дальнейшее зависело от выбора специальности, воспитания и в первую очередь от желания учиться. Тринадцать лет шло мое формирование как моряка: в рядовых должностях на корабле, в училище; на разных театрах — Балтике, Черном море, Каспии, Тихом океане, Севере, Амуре и в других местах. Был я штурманом, минером, помощником командира миноносца, командиром дивизиона торпедных катеров и начальником штаба бригады, преподавателем на курсах и в училище, командиром дивизиона кораблей, начальником штаба флота. Учился на курсах повышения квалификации командного состава, опять служил на кораблях, опять после того учился, уже в академии. Тринадцать лет партия растила меня, прежде чем выдвинуть на должность командующего Северным флотом. Вызов в июле 1940 года в Москву и встреча с И. В. Сталиным, после которой состоялась назначение на Север, — это был итог флотской практики, пройденной под повседневным руководством партии.

Разумеется, помню в подробностях все, что было связано с этим назначением. 

Помню, что первые вопросы, заданные мне, когда

[12]

вместе с тогдашним наркомом Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецовым я был принят И. В. Сталиным и членами Политбюро, принадлежали К. Е. Ворошилову и относились не к Северу, а к Амуру, откуда я недавно приехал.

Только после моих ответов на эти вопросы зашел разговор о Севере.

— Там сейчас нет порядка и дисциплины, комфлот лишь спорит с рыбниками, а дело стоит, — сказал И. В. Сталин. — Между тем театр большой важности, очень сложный, открытый, по-настоящему океанский театр, не в пример Балтике и Черному морю. И не надо забывать, что во время первой мировой войны связь между западными государствами и Россией была более обеспеченной по северному направлению, нежели через балтийские порты...

За этими лаконичными словами стояло многое.

 Мы получили от царизма в наследство обширный морской театр, но малоизвестный по условиям для боевых действий флота, получили беззащитные побережья, не имевшие на тысячи миль ни одной базы для стоянки кораблей. Все пришлось создавать, строить, прокладывать. И все это к 1940 году уже было сделано Советской властью за двадцать лет с небольшим: коренным образом реконструирована Мурманская (Кировская) железная дорога, проложен Беломорско-Балтийский канал, стал настоящим портом Мурманск, создана временная главная база для флота в Полярном на месте крохотного поселка Александровска-на-Мурмане, создан флот, ядро которого составили корабли, проведенные из Кронштадта по Беломорско-Балтийскому каналу. Было в разгаре освоение Арктики и Северного морского пути, пролегающего через многие моря. Иначе говоря, деятельность Северного флота определялась значением двух основных магистральных коммуникаций, смыкающихся на театре: внешней — с запада, через Атлантику, и внутренней — с востока, из Тихого океана по Северному морскому пути.

 — Так что же, значит, товарищ Головко берется за это дело? — продолжал звучать в моих ушах вопрос, с которым Сталин обратился ко мне. Я ответил, что буду стараться, но не знаю, как у меня выйдет. На этом разговор был закончен. Назначение, одобренное членами Политбюро, состоялось.