Иван Хомич - Мы вернулись Страница 2

Тревога и тщательная подготовка оказались не напрасными. Как впоследствии выяснилось, самое тяжелое положение на фронте в тот день создалось именно в районе Графской балки - Мекензиевых гор. Когда наш транспорт вошел в бухту, с гор доносился уже не только артиллерийский гул, но и пулеметная трескотня.

Выгрузка! Непосвященный человек и представить себе не может, какой сложной, до мелочей продуманной подготовки требует эта, как будто несложная операция. Ведь не под чистым мирным небом она проводится, тысячи людей, десятки орудий, тонны боеприпасов должны быть в минимальный срок сняты с кораблей и рассредоточены.

Нами было сделано все для того, чтобы избежать опасной разгрузочной сутолоки и толчеи. Помогла, как говорится, и крымская земля. По словам стариков - жителей, сам бог прикрыл нашу разгрузку. Первые корабли уже вошли в бухту, когда в небе появились два вражеских самолета. Севастопольские зенитчики открыли по ним огонь, самолеты скрылись, по всей вероятности, не обнаружив транспорта, а тут, как по заказу, густой туман плотной пеленой окутал бухту и горы. Выгрузились мы благополучно, руководствуясь мудрым правилом моряков-десантников - "Последних не должно быть!"

Вскоре скрылась в тумане разведка дивизии, за ней и полковые разведчики ушли в горы. С новой силой вспыхнул пулеметный и автоматный огонь - это два стрелковых полка нашей дивизии, поддержанные, как и было намечено, артиллерией, втягивались в бой. Словом, все пришло в отностельный порядок.

К вечеру, ведя тяжелые бои, мы продвинулись где на один, а где и на два километра и к утру освободили совершенно разрушенную станцию Мекензиевы Горы, то есть фактически вышли на ставшее главным направление, где нашу дивизию и использовал командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров. Тяжко пришлось бойцам, особенно в первые дни. . Бои идут днем и не прекращаются ночью. Немцы непрерывно подбрасывают свежие части, вводят их в бой, а нам замены нет. Надо спешно рыть окопы, строить наблюдательные и командные пункты, землянки, траншеи. А земля каменистая, мерзлая, ничем ее не возьмешь... Не хватало больших лопат, ломов, кирок.

Мучительно морозные стояли ночи. Дул пронизывающий ветер такой силы, что из траншеи, хоть сколько-нибудь прикрывавшей, просто невозможно было подниматься Ha ничем не защищенную поверхность каменистой, голой, казалось, давно и навеки обледеневшей земли. Только по ночам, в темноте удавалось вытаскивать с поля боя раненых, в неглубоких, с трудом вырытых могилах хоронить убитых и собирать пострадавшее в боях оружие.

С большой опасностью для жизни люди собирали винтовки, автоматы, пулеметы. Все, что не в клочья разорвал вражеский снаряд, с надеждой доставлялось в дивизионные и армейские мастерские, и снова с этим старательно отремонтированным оружием мы вступали в бой.

Сильно поредевший личный состав пополняли тоже из "собственных" резервов. Крепко почистили и сократили дивизионные и полковые тылы, ввели в строй всех, без кого еще месяц назад в какой-нибудь штабной канцелярии обойтись казалось невозможным. Да, многому научили нас декабрьские бои!

За несколько дней до нового года ценой большой крови гитлеровцам удалось потеснить нашу оборону местами от трехсот до семисот метров. Я раньше говорил - да это широко известно, - что под Севастополем буквально перемалывались в кровопролитнейших боях гитлеровские части. Немецкое командование тщательно маскировало свои потери. Давно уж пора было немцам сводить полки в батальоны и даже в роты, но их пополняли все новыми и новыми резервами. Фактически только номера полков оставались старые, а личный состав был почти полностью заменен.

Настроение у вновь прибывающих в Крым "завоевателей" было еще бодрое. Ведь они не знали, сколько их предшественников навечно окопалось уже в крымской земле.

В карманах многих солдат, унтеров, в полевых сумках офицеров мы находили хвастливые письма и телеграммы, так и не успевшие уйти в "Райх".

Вот некоторые из них:

"Вчера я видел в бинокль красивый Севастополь, завтра в канун Нового года мы будем там".

Однако между "вчера" и "завтра" пролегло для унтера роковое "сегодня" по пословице: "Не кажи гоп..."

Другой писал: "Мы подошли совсем близко к Севастополю, уже видны его дома, к ночи мы будем в городе".

А к ночи он был убит.

30 декабря эшелоны подвезли немцам на станцию Дуванкой новое пополнение: солдат, пушки, танки... В тот день немцы беспрерывно атаковали" наши позиции на Мекензиевых горах.

Во второй половине дня было получено распоряжение штаба армии: комдив, комиссар, я - начальник штаба дивизии - и командир одного из полков вызывались к командующему армией в так называемый "домик Потапова". В мирное время это был домик путевого обходчика, сейчас там помещался командный пункт 79-й морской бригады.

В обычных, "нормальных", так сказать, условиях фронта прибыть на совещание к командарму значило бы заметно отойти от переднего края в глубину обороны, то есть углубиться в тыл, попасть в относительно более спокойную обстановку. Но к концу декабря под Севастополем совершенно сместились все понятия переднего края и глубины обороны, тыла и фронта.

Передний край был всюду. Достаточно сказать, что к вечеру этого дня отдельные немецкие автоматчики стали просачиваться уже в дивизионные тылы со специальным заданием: выводить из строя командиров и сеять панику. Один такой лазутчик был пойман в расположении нашей дивизии.

"Домик Потапова" находился, без всякого преувеличения, на переднем крае, неподалеку от шоссейной дороги, где проходил стык между нашей дивизией и частями моряков и куда упорно устремлялись немцы.

Могут сказать, зачем было командованию подвергать себя излишнему риску? Но обстановка складывалась сложная, каждый человек был на счету и оставить хотя бы на несколько часов без командиров полки, непрерывно ведущие бой, командарм не мог. Самое же, думается, главное - ничто так не поднимает дух солдат, как если они знают, что и командир, большой командир, в трудную минуту рядом с ними руководит боями и несет все их тяготы.

Представителей командования армии мы сплошь да рядом видели именно на позициях, там, где решалась судьба Севастополя. Так, в один из декабрьских вечеров у нас же, на Мекензиевых горах, был тяжело ранен начальник штаба армии Николай Иванович Крылов. Ему, естественно, предложили эвакуироваться, но он категорически отказался, и его лечили в Севастополе.

Я далек от неверной мысли - проповедовать непременное нахождение командира в цепи. Этак и боем управлять будет некому. Но есть какие-то момента, когда солдату необходимо знать, может быть, даже видеть, что командир - рядом. Стойкость командующего армией генерала И. Е. Петрова и таких офицеров штарма, как Н. И. Крылов, крепила упорство людей, защищавших Севастополь.