Николай Пинчук - В воздухе - ’яки’ Страница 2

Вставай, страна огромная!.

22 июня 1941 года я был начальником караула. Произвел очередную смену часовых. По дороге встретилась пожилая женщина, вся в слезах.

— Что случилось, мамаша? — спросил я. Она вытерла слезы и тихо проговорила:

— Сынок, война началась… По радио сейчас передавали…

Вскоре в училище объявили боевую тревогу. Личный состав начал рассредоточивать самолеты и готовить укрытия. Тогда я услышал по радио повторную передачу сообщения о бандитском нападении фашистской Германии на нашу страну.

Всю ночь не мог уснуть. В ушах стояли слова: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Не спали и мои товарищи. Мы тихо переговаривались, решив завтра же пойти к командиру эскадрильи и попроситься на фронт. Но командир нас и слушать не захотел.

— Ваше дело изучать технику, овладевать мастерством пилотажа. Врага бить успеете, и на вашу долю достанется, а неучи на войне никому не нужны, сказал он.

В памяти осталось 3 июля 1941 года. Мы работали на своих самолетах. Вдруг из динамика аэродромной радиостанции донеслись позывные московского радио и диктор объявил, что через несколько минут перед микрофоном выступит И. В. Сталин. Все сбежались к радиостанции. Из выступления руководителя Советского государства мы узнали правду о войне. Враг хитер, силен и коварен. Он рвется к сердцу страны — Москве. Для разгрома противника и спасения Родины нужно драться до последней капли крови, отстаивать каждую пядь своей земли, проявлять отвагу, храбрость.

После этого на аэродроме состоялся митинг, на котором личный состав поклялся беспощадно бить врага.

Учебную программу стали понемногу уплотнять. За короткое время мы освоили самолет И-15 бис, затем более скоростной истребитель И-16. Только с этим справились, как пришлось в третий раз переучиваться на новейший в то время истребитель Як-1.

Все без устали днями и ночами возились у своих машин. Армавир был в глубоком тылу, поэтому войну пока мы не видели, а только чувствовали. Она сказывалась во всем. Люди стали подтянуты и строги. По городу патрулировали вооруженные военные, многие учреждения и предприятия стали охраняться. Заметно убавилось мужское население. Город наводнили беженцы — женщины, дети, старики. С фронта прибывали эшелоны с ранеными.

В мае 1942 года я, получив звание сержанта, расстался с Армавирским авиаучилищем, со своими добрыми наставниками — майором Л. Богдановым, лейтенантами А. Дубосарским и А. Фурса, старшим лейтенантом Константином Васильевичем Луговцевым, ныне генерал- майором в отставке, с которым и по сегодняшний день поддерживаю связь.

— Теперь, Пинчук, ты обрел свои крылья. Чистого неба тебе и успехов в ратных делах! Уверен, сумеешь показать, на что способен. Не забывай, чему мы тебя учили, — сказал на прощание командир отряда старший лейтенант В. В. Гавриш.

Под звуки широко известной в то время песни "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…" поезд увозил меня с товарищами в Поволжье, в Багай-Барановку, в запасный авиаполк. А вскоре сюда прибыл с фронта 32-й истребительный авиаполк, которым командовал майор Колбосовский. У него на гимнастерке сияли два ордена Красного Знамени за Хасан и Халхин-Гол, значок депутата Верховного Совета СССР. Это был заслуженный авиатор. Мы с сержантом Евгением Голиковым решили попроситься в его полк. Колбосовский придирчиво оглядел нас с ног до головы, внимательно выслушал и строго сказал: "Таких птенцов не возьму. На войне убивают, а вам еще жить да жить надо".

Так ни с чем мы и ушли.

— Не унывай, Коля, смелость города берет! — весело сказал Женя. Думаю, что мы еще уговорим майора. Он же депутат Верховного Совета, вот на этот клавиш и нажмем.

Но и во второй раз мы получили отказ. И только после третьей попытки майор наконец дал согласие.

— Ваше счастье, что можете летать на Яках, которыми вооружается полк, улыбнулся он и приказал зачислить нас в 1-го авиаэскадрилью.

Командир эскадрильи лейтенант Николай Шаранда, несмотря на молодость, уже имел боевой опыт. У него на груди сверкали награды. "Такой молодой, а уже с орденами", — с затаенной завистью подумал я, а Шаранда, словно отгадав мои мысли, весело сказал:

— Не горюйте, и до вас очередь дойдет, и вас невесты с орденами увидят…

Начались тренировочные полеты на самолетах Як-1. Меня назначили ведомым к командиру звена лейтенанту А. Бухтаревичу, опытному летчику, доброй души человеку. Он учил меня тактике боевых действий, ведению воздушного боя с бомбардировщиками и истребителями врага. Все это для необстрелянного летчика было большой наукой.

После выполнения программы полетов на новых машинах комиссия проверила выучку летного состава и вынесла заключение, что полк готов к ведению боевых действий.

В августе 1942 года мы вошли в состав 1-й воздушной армии и перебазировались на прифронтовой аэродром Ватулино, неподалеку от Можайска. Отсюда мы стали наносить удары по врагу.

Как-то наша восьмерка вылетела в заданный район. Ведущим группы был штурман полка майор А. С. Романенко. Неожиданно в районе прикрытия наземных войск мы встретили большую группу фашистских бомбардировщиков и истребителей Ме-109, или, как мы их называли, "мессеров" (самолеты немецкого конструктора Мессершмитта).

Хотя я рвался в бой, однако, когда впервые встретился с немцами, признаться, немного оробел. Не то, чтобы струсил, а как-то растерялся. На мгновение меня охватило сомнение, сумею ли дать отпор, если фашистский летчик зайдет в хвост или нырнет под меня или моего ведущего, которого я, ведомый, должен всячески оберегать. А как поведет себя самолет, будет ли послушен моей воле?

И вот завязался бой. Я уж и не помню, как все началось. На огромной скорости носились самолеты. Они то круто взмывали вверх, то отваливали в сторону или ныряли вниз. Попробуй тут поймай в прицел противника, когда не разберешь, где свой, а где чужой. Не знаю, как произошло, но майор Романенко сумел сбить два вражеских самолета, а мой ведущий, лейтенант Бухтаревич, один. Но и его машина была повреждена.

После боя мы не смогли собраться все вместе и возвращались на аэродром попарно. В пути мне пришлось несколько раз пушечнопулеметным огнем отбивать атаки "мессершмиттов", которые пытались добить Бухтаревича. Но, к счастью, это им не удалось.

Это был мой первый воздушный бой. Я его помню весьма смутно. Честно говоря, вначале я даже не видел вражеских самолетов, а о том, что идет бой, догадался по воздушной карусели, которая длилась около десяти минут. Все мое внимание и все мысли были направлены на то, чтобы не отстать от своего ведущего, не потерять его из виду. Самолеты противника я увидел лишь тогда, когда они начали атаки на поврежденный истребитель моего командира.