Александр Тищенко - Ведомые Дракона Страница 2

Вечером мы собрались у костра. Разговор, как всегда, шел о войне. На душе было тревожно. Ждали комиссара полка, который что-то обсуждал наедине с командиром эскадрильи.

Наконец в отблесках костра появилась невысокая худощавая фигура Пасынка. Ему освободили видное место. Он сел, закурил и негромко сказал:

- Ну, други, выкладывайте новости.

- Какие у нас могут быть новости, товарищ комиссар. Роем и строим. Всех волнует одно: что нового там, на фронте, - ответил старшина Патраков. Чернявый, курносый, с хитроватыми глазами, он любил захватывать инициативу в разговоре.

- Новости неважные. Фашисты продолжают наступать, - задумчиво произнес Пасынок, сдвинув фуражку на лоб. Ямочки на его щеках стали заметнее. - Но близок день, когда они покатятся обратно.

- В этом мы не сомневаемся, - Патраков обвел взглядом собравшихся, словно заручаясь их поддержкой. - Вот только не ясно, почему немцы до сих пор наступают? Ведь в каждой сводке Совинформбюро указываются тысячи убитых фрицев, сотни сожженных танков и сбитых самолетов противника. А он уже к Москве подбирается...

- Со сводками, товарищ Патраков, вы перегнули. В них сообщается и горькая правда. Наши войска ведут тяжелые бои, оставляют города... Что же касается причин временных успехов фашистов, то вы их знаете: внезапность нападения, превосходство в танках и самолетах... - Комиссар, видимо, хотел что-то еще добавить, но замолчал, вспомнив указание, полученное на вчерашнем совещании: "Не доводить до всего личного состава". Об этом совещании он рассказал нам лишь несколько месяцев спустя.

- А откуда взялось это превосходство? - не унимался Патраков. - Куда же делась наша Красная Армия, про которую даже в песнях пелось, что она всех сильней? И почему мы не бьем фашистов на их территории, малой кровью, могучим ударом? Это тоже из песни...

- И с внезапностью нападения тоже непонятно, - высказался командир звена лейтенант Тюгаев, самый спокойный и самый смелый человек в эскадрилье. - Трудно поверить, что можно проглядеть сосредоточение на границах многомиллионной армии. А почему ТАСС за неделю до войны выступило с заявлением, что фашисты не собираются на нас нападать?

Вопросы, вопросы, вопросы... Мы любили свою Родину, ее и наши судьбы были нераздельны, а потому хотели знать о ней все. В тот вечер нас впервые не удовлетворил разговор с комиссаром. Но мы были благодарны ему хотя бы за то, что он не мешал людям откровенно говорить о том, что их волновало и тревожило.

Шли дни, недели, месяцы... Наша Сита постепенно превращалась в благоустроенный авиационный городок. Правда, забот еще было много, особенно хозяйственных. Одна из них - организация питания. Тыловой паек не отличался разнообразием и калорийностью, случались и перебои в снабжении. Командование вынуждено было использовать местные резервы. Регулярно в тайгу снаряжались группы охотников, рыболовов, и наша столовая не испытывала недостатка в медвежатине, оленине, рыбе и в других деликатесах обильного природного царства. После завершения основных работ по оборудованию аэродрома боевая учеба пошла планомернее, но о ней следует поговорить особо.

Эскадрилья была на отшибе. Однако мы не ощущали одиночества и оторванности от полка и других вышестоящих инстанций. В Ситу регулярно наведывались командир полка, его заместители и особенно часто комиссар Пасынок. Нередко прилетал к нам командир дивизии Е. Я. Савицкий, строгий тридцатилетний майор. Он не любил сидеть в штабе. Почти все время находился в частях, лично знал почти каждого летчика. Мы уважали его за нетерпимость к недостаткам, за справедливость и отеческую заботу о подчиненных. Что касается летного дела, комдив знал его до тонкостей. Для нас он во всех вопросах являлся непререкаемым авторитетом.

Находясь вдалеке от фронта, где решалась судьба Родины, мы сердцами и помыслами были с теми, кто непосредственно участвовал в боях. Но всем хотелось другого, большего - самим сразиться с заклятым врагом. Особенно сильно это стремление стало проявляться, когда нависла смертельная угроза над Москвой. Снова посыпались рапорты с настойчивыми просьбами направить в действующую армию. Нелегко отклонять патриотические требования. Командование вынуждено было даже издать специальный приказ.

Вскоре радио и газеты принесли в Ситу долгожданную весть о контрнаступлении советских войск под Москвой. Радости нашей не было предела. Казалось, небо над тайгой посветлело, а от улыбок людей попятилась декабрьская стужа. Только за Амуром и Уссури по-прежнему хмурились тучи. Маньчжурия, прищурясь, смотрела в японские бинокли на наши границы.

2

В первые месяцы войны учеба наших летчиков по содержанию напоминала довоенную. Фронтовой опыт, доходивший до Дальнего Востока в виде служебных информации, газетных и журнальных заметок, робко заглядывал в учебные планы. Новым было только то, что мы занимались в условиях повышенной боевой готовности. Это проявлялось в круглосуточном дежурстве определенного количества летчиков, в напряженной работе технического состава, который старался содержать самолеты в постоянной готовности к вылету, в максимальной интенсивности полетов, проходивших днем и ночью. Мы шлифовали технику пилотирования, стреляли по наземным и воздушным целям, бомбили, вели воздушные бои, наносили штурмовые удары по удаленным объектам.

Больше внимания стало уделяться изучению немецкой авиации. Знание тактико-технических данных вражеских самолетов позволяло нашим летчикам предметнее строить свою учебу, анализировать ошибки, делать выводы.

Наиболее видное место в боевой учебе занимали стрельбы по наземным и воздушным целям, особенно по конусу. Оценки выставлялись в зависимости от количества пробоин в нем. Поэтому каждый стремился открывать огонь с короткой дистанции, когда рассеивание пуль минимальное. Это, конечно, требовало виртуозной техники пилотирования, точного расчета, смелости и выдержки. И надо сказать, что летчики нашей эскадрильи в большинстве своем были мастерами этого вида стрельбы. Они одинаково успешно вели огонь и днем, и ночью.

До войны и в самом начале ее мы не сомневались в правильности методики обучения летчиков огневому мастерству. Но вот однажды старшина Сергей Крысов, будучи в командировке, встретился в Хабаровске со знакомым летчиком-фронтовиком. Разговорились. Тот рассказал о своем первом бое с "юнкерсом". Привыкший стрелять с коротких дистанций, наш летчик долго сближался с бомбардировщиком. За это время вражеский стрелок успел пристреляться и сбил его.

Возвратившись в эскадрилью, Крысов рассказал об этом случае товарищам. Возник оживленный спор.