Вольфганг Акунов - Каппель. В полный рост. Страница 2

Что же касается оказавшихся, в результате почти четырехлетней «мясорубки», в абсолютном меньшинстве офицеров-монархистов, то последние, будучи в принципе привержены идее Монархии как таковой, зачастую были настроены враждебно по отношению к Государю Императору Николаю II и Государыне Императрице Александре Федоровне, верили грязным слухам о Распутине («Царь с Егорием, а Царица — с Григорием…») и прочей враждебной пропаганде, целенаправленно и повсеместно распространявшейся силами враждебными Престолу, пользуясь крайней (а в военных условиях — преступной!) либеральностью подозрительно беззубой российской цензуры.

Не случайно никому иному, как будущему вождю Добровольческой армии и зачинателю Белого движения, боевому генералу Лавру Георгиевичу Корнилову, в марте рокового 1917 года было поручено Временным Правительством арестовать Императрицу Александру Федоровну с больными детьми в Царском селе. Причем Л.Г. Корнилов не постеснялся при этом именовать себя «революционным генералом»! Пишу об этом, как ни горько это для моего «корниловского» сердца! Правда, очень скоро, ощутив острую неприязнь (да что там говорить — враждебность!) молодой российской демократии к армии исторической России, несмотря ни н что, сохранявшей множество «родимых пятен» того, чем она являлась на протяжении всей своей истории — Православного Русского Воинства — многие русские офицеры (пусть даже «офицеры военного времени»!) возненавидели «проклятую керенщину».

Но, даже искренне пытаясь эту «керенщину» устранить, тот же Корнилов говорил А.И. Деникину: «Нам нужно довести страну до Учредительного собрания, а там пусть делают, что хотят — я устраняюсь…» Когда же позднее, уже в ходе Гражданской войны, у кого-то появлялась ностальгия по монархии, по освященной вековыми традициями российской государственности Царской власти, эта ностальгия не находила никакого конкретного выхода.

Политической линией белых правительств было так называемое «непредрешенчество», то есть отказ «навязывать» России какой-либо государственный строй — в ожидании результатов общего волеизъявления всего русского народа на Учредительном собрании (правда, один раз большевикам уже удалось это собрание разогнать, но надежда на его новый созыв оставалась в умах белых правителей неистребимой).

И не случайно никто иной, как «демон революции» Лев Давыдович Троцкий впоследствии вспоминал, что,

«если бы белые предложили России избрать новую династию, мы (большевики — В.А.) не продержались бы и трех месяцев».

Но… кого Бог хочет погубить, того он лишает разума…

Конечно, Владимир Оскарович Каппель никогда не был приверженцем подобного неопределенного, «непредрешенческого» демократизма. Совсем напротив! Каппель всегда был и оставался стойким, убежденным монархистом, и никогда не скрывал этого. В этом и заключалось его отличие от многих русских офицеров того времени. И получалось, что «истинно» русские люди нарушили присягу, данную Царю и отечеству, а этот «свейский немец», потомок шведских переселенцев (вдобавок женатый на представительнице обрусевшего немецкого рода Ольге Строльман!) оставался по-рыцарски верен Царю и идее российской Монархии! Это делало его среди других белых офицеров (за исключением, может быть, белогвардейского юношества) еще более белой вороной!

Увы — Бог не дал ему послужить Царю до последнего вздоха! Но, поступив на службу в Белую армию адмирала Колчака осенью 1918 года, Владимир Каппель оставался непоколебимо верен Верховном Правителю России до самой своей смерти 26 января кровавого 1920 года. Когда адмирала Колчака подло предали его же собственные генералы и министры, когда от него равнодушно отвернулись антантовские «союзники», когда французский генерал Жанен лишил его всякой поддержки и покровительства, а изменники-чехословаки выдали адмирала в Иркутске эсеровским мятежникам (получив за голову Колчака «пропуск» на проезд во Владивосток), один только Владимир Каппель поспешил на выручку Верховному Правителю сквозь ледяную тайгу.

Один из ветеранов сибирского Ледяного похода позднее писал: «Мы шли — и знали, что пройдем, потому что нас ведет генерал Каппель. Наверное, такая же мысль была и у суворовских солдат, когда они переходили Альпы, следуя за своим любимым вождем». Отморозив ноги, уже с ампутированными ступнями, Каппель не бросил свою армию, оставаясь в седле, чтобы продолжать вдохновлять своих «белых орлов». Оказавшись не в силах долее держаться в седле, он приказал привязать себя к лошади. Он опоздал. 7 февраля 1920 года адмирал Колчак был расстрелян врагами России.

Перед расстрелом адмирал сказал, что, согласно воинскому уставу Русской Императорской армии, командовать расстрелом офицера может только тот, кто старше его по званию.

Поскольку старшего его по званию в расстрельной команде красных не оказалось, адмирал заявил, что будет командовать своим расстрелом сам. Сказал — и скомандовал: «Товсь!» — «Пли!».

Один из очевидцев последних боев в Иркутске в декабре 1919 года позднее писал о защитниках города: «Все те же юнкера и кадеты, юнцы с пушком на губах, розовые, славные, цветущие… Сердце разрывалось, глядя на них…когда этих мучеников привозили в госпиталь с раздробленными руками и ногами… И ни одного слова, сжатые губы, спокойный взгляд». Судьба, ожидавшая этих раненых, которым было суждено попасть в руки красных, была ужасна. Большевики, прежде чем убить, подвергали их самым изощренным пыткам. Особенно отличались на ниве садизма красные китайские «интернационалисты». Их излюбленной пыткой был печально известный «китайский маникюр». Красные китайцы окунали руки пленных в крутой кипяток, после чего сдирали у них с рук отставшую от тела кожу, предварительно надрезав ее ножом в запястьях. До недавних пор в музее бывшей Советской, а ныне Российской армии хранилась такая «китайская перчатка» с сохранившимися на коже пальцев ногтями. В советские времена подпись под этим «экспонатом» гласила, что это, якобы, кожа красноармейца, содранная с его руки белыми контрразведчиками… Как известно, вор всегда громче всех кричит: «Держите вора!»…

Когда Каппель ушел в мир иной, его армия, во главе с генералом Войцеховским, неся с собой тело погибшего Командующего, вдохновленная им, продолжила путь и достигла Иркутска. Красные были выбиты из предместий города, но дальнейшему продвижению каппелевцев помешали… вчерашние союзники Колчака и Каппеля, «братья-чехословаки»! «Голубые чехи» (по выражению большевицкого барда Владимира Маяковского) развернули целую дивизию под командованием полковника Крейчия (Крейчи) и потребовали, чтобы каппелевцы ушли из города — под предлогом того, что боевые действия в Иркутске-де помешают эвакуации чехословаков с награбленным русским добром. «Чехов» поддержал глава антантовской Союзной миссии французский генерал Жанен (за спиной которого загадочным сфинксом маячил Зиновий Пешков — крестник «великого пролетарского писателя» и щедрого спонсора большевиков еще с дореволюционных времен Максима Горького и родной брат коммунистического вождя Якова Свердлова).