Валерий Кубасов - Прикосновение космоса Страница 2

Подбежали, слышим стон: «Нога, нога...» Оказалось — серьезный перелом. Пришлось отправлять его самолетом в Москву, а там в госпиталь.

Вернувшись с прыжков, мы первым делом навестили Георгия. Вид у него был, прямо сказать, удручающий: нога в гипсе задрана на спинку кровати. Держится, правда, молодцом, шутит.

— Ну а коньяк вы принесли? — спрашивает на полном серьезе.

— Да ты что, Жора, разве можно?

— Мне доктор сказал, чтобы быстрее поправиться, надо пить гоголь-моголь. А знаете ли вы, что такое гоголь-моголь для взрослого человека,— смеется Георгий,— это и есть смесь яичного желтка с коньяком!

К счастью, у него все обошлось и без гоголя-моголя. Кость срослась, и со временем врачи сняли все ограничения. А каким космонавтом стал Георгий Гречко, знают все, в частности по его продолжительной и успешной работе на орбитальной станции «Салют-6».

В ноябре 1966 года наша маленькая группа пополнилась «новобранцами» — Олегом Макаровым, Виталием Севастьяновым, Николаем Рукавишниковым.

Первые бортинженеры-испытатели были людьми разных инженерных профессий. Константин Петрович Феоктистов, по праву считающийся нашим патриархом, и Олег Григорьевич Макаров — проектанты.

Проектанты — мозг конструкторского бюро, люди, стоящие у истока любого проекта, определяющие его основные черты. Они решают, что и как должна «делать» та или иная система, как им взаимодействовать... Проектанты, на мой взгляд, это воплощение творческого потенциала всякого КБ.

Проектантом — но в более узкой области — был Николай Николаевич Рукавишников. Его стихия — бортовая автоматика, он прекрасно разбирается в электронике, радиоаппаратуре.

Алексей Станиславович Елисеев — разработчик систем ориентации и управления. Георгий Михайлович Гречко — баллистик, специалист в области механики космического движения.

До прихода в отряд Владислав Николаевич Волков был ведущим конструктором, то есть одним из тех, кто организует связь Главного конструктора с производством, держит в руках все нити работы по тому или иному изделию, которое «ведет».

Был в той первой группе кандидатов и еще один человек, глубокое уважение к которому все мы храним по сей день. Он не стал космонавтом, хотя пришел в наш коллектив с благословения самого С. П. Королева. Я говорю о замечательном летчике, личности легендарной даже в кругу его коллег, Сергее Николаевиче Анохине.

Ему, получившему звание Героя Советского Союза за испытания новейшей авиационной техники, за многолетний труд, полный рискованнейших полетов, было 56 лет, когда он присоединился к нашей группе. Невысокий, худощавый, Сергей Николаевич многим из нас давал фору в физической силе, упорстве, прекрасно чувствовал себя на спортивных снарядах, легко, элегантно, будто занимался этим всю жизнь, ходил на ходулях.

Помню, как нас поразил Анохин одним из спортивных трюков. Стоя на полу, Сергей Николаевич начал вдруг заваливаться вперед и падал лицом вниз, так и не выставив перед собой руки. Тем, кто рискнет проделать такое, рекомендую не спешить: в лучшем случае, ущерб составит лишь разбитый нос. «Все дело в том,— пояснил Анохин,— что надо совершенно прямо держать корпус и голову. А так все очень просто». Действительно, просто, если не считать незаурядного самообладания...

Убежден, что, научившись этому, скромнейший Анохин менее всего помышлял поразить кого-нибудь своей ловкостью. Это лишь эпизод огромной, никогда не прекращавшейся работы над собой, которую всю жизнь вел этот великолепный летчик и прекрасный человек. Совсем еще молодым будущий Герой Советского Союза заставлял себя прыгать с парашютом с высоты всего 100 метров! Покинув самолет, он моментально раскрывал спасительный зонтик, и ноги встречали землю, едва воздух наполнял шелковый купол...

Как-то на предприятие, где собирали уже корабли «Союз», приехал Дмитрий Федорович Устинов, в то время секретарь ЦК КПСС. Увидев среди нас Анохина, он оживился:

— Здравствуй, Сергей Николаевич, давно тебя не видел! — и после теплой беседы сказал: — Я тебя, Сергей Николаевич, знаю как очень хорошего человека, с большим жизненным и профессиональным опытом и надеюсь, что воспитаешь из этих ребят достойных космонавтов...

Так получилось, что врачебная комиссия закрыла для Анохина дорогу в космос, но нашим воспитателем, наставником Сергей Николаевич остался на многие годы, и все мы благодарны ему за большую школу мужества и мастерства, которую прошли у этого удивительного человека.

С тех пор я провел не менее десяти циклов подготовки к космическому полету, дважды летал, несколько раз был дублером. Довелось мне готовиться на новом в те времена корабле «Союз» с Юрием Алексеевичем Гагариным.

О первом космонавте написано так много, что вряд ли мне удастся добавить к его портрету новые штрихи. И все же хочу сказать о редкой способности Юрия Алексеевича сдерживать эмоции. Корабль «Союз» был тогда машиной новой, необлетанной. Понятно, то и дело возникали спорные ситуации, что-то не получалось. Что скрывать, у меня порой появлялось раздражение, и оно, видимо, выплескивалось наружу. Реакция Гагарина была неизменной — он отводил меня в сторону и говорил: «Спокойно, не сердись, держи себя в руках!» Думаю, что эта его черта сыграла важную роль при выборе Гагарина в качестве первого пилота орбитального космического корабля. Во многом благодаря его влиянию я научился более спокойно вести себя в любой, даже самой напряженной, ситуации.

Не могу не вспомнить вроде бы простую историю, свидетелем которой стал, когда мы знакомились с кораблем на заводе-изготовителе.

Как-то мы засиделись в «Союзе» дольше обычного. Огромный цех опустел. Видимо давно поджидавший этого момента, к Гагарину подошел рабочий и рассказал про свое житье-бытье: давно на заводе, в семье пополнение, а с жильем плохо. В общем, попросил Юрия Алексеевича помочь.

Нужно ли говорить, как много дел у космонавта, как поминутно расписан его рабочий день. Однако Гагарин на следующее же утро навестил завком предприятия, где после обстоятельного разговора его заверили, что рабочий в самое ближайшее время получит положенное ему жилье...

Еще одно — на этот раз трагическое — воспоминание, связанное с Гагариным. Утром 27 марта 1968 года, сделав на тренировке уже по одному прыжку, мы с тревогой вглядывались в темные тучи, несшиеся низко над землей. Успеем ли подняться еще раз, или непогода заставит перейти, как говорят парашютисты, к прыжкам в длину? Вдруг издалека донеслись какие-то взрывы, гулким эхом прокатившиеся по окрестностям. Через несколько минут по непонятной для нас причине отменили запланированные полеты и парашютные прыжки: позже мы узнали, что случилось в густых лесах близ Киржача. В тот день, выполняя тренировочный полет на истребителе, погибли Юрий Алексеевич Гагарин и полковник Владимир Сергеевич Серегин...