Олег Игнатьев - Тирадентис Страница 2

– В чем дело? В чем причина драки? – спросил офицер, командовавший патрулем.

Плантатор выступил вперед.

– Этот каналья, – указал он на владельца каравана, – хотел помешать мне наказать моего раба. Мой раб вчера попытался сбежать. Один из ваших патрулей притащил его, перехватив по дороге в Баию. И вот этот каналья осмелился заступиться за раба, который принадлежит только мне Я что хочу, то с ним и могу сделать.

– Правду говорит этот человек? – обратился офицер к второму участнику драки.

– Нет, – отвечал тот, отряхивая с волос приставшую к ним пыль. – Какой толк было заступаться за раба, если к моему приезду он уже не дышал? Я только возмутился, когда увидел, как избивают мертвеца.

– Он назвал меня шакалом! – закричал плантатор, пытаясь вырваться из рук державших его солдат.

– Заберите обоих, – приказал командир патруля. – Пусть поостынут за решеткой, а судья уж разберется, кто прав, а кто виноват.

Плантатору и владельцу каравана скрутили руки веревками, концы которых привязали к седлам лошадей. Когда вся группа собиралась выехать из двора, на крыльце ранчо показался его хозяин.

– Друг, – крикнул погонщик каравана, – прошу, присмотри за моими животными! Я скоро вернусь и заплачу тебе за услугу.

Владелец ранчо, видно, узнал говорившего, потому что глаза его широко раскрылись, когда он увидел погонщика, стоявшего со связанными руками. Однако он не подал виду, что знаком с ним, наверное боясь, как бы его не пригласили в свидетели, что всегда влекло за собой большие неприятности, потому что иметь дело с властями не сулило ничего хорошего.

В Минас-Новасе арестованных довели до тюрьмы и втолкнули в разные камеры.

Владелец каравана ошибался, предсказывая свое скорое возвращение. Постоянного судьи в Минас-Новасе не было, и все дела рассматривались только тогда, когда приезжал какой-нибудь судебный чиновник из Вила-Рики или Баии. А это случалось не часто. Прошло долгих полтора месяца, прежде чем в этот поселок заглянул очередной посланец Фемиды. Все это время погонщика мулов не выпускали из застенка, и он не знал ничего ни о судьбе своих животных и товаров, ни когда ему удастся вырваться на свободу. Наконец однажды, после того как он уже начал терять счет дням, двери камеры раскрылись и заключенного повели на допрос. В небольшом зале, куда двое солдат ввели арестованного, за высоким столом сидел судья, одетый в свою традиционную мантию и черную шапочку. Рядом разместился писец, приготовившийся записывать вопросы судьи и ответы арестованного.

– Твое имя? – обратился судья к владельцу каравана.

– Жоакин Жозе да Силва Шавьер, – последовал ответ.

– Сын чьих родителей?

– Отец – Домингос да Силва дос Сантос. Мать – Антониа да Энкарнасао Шавьер.

– Где они живут?

– И мать и отец умерли.

– Чем ты занимаешься и где твое место жительства?

– Постоянно живу в Вила-де-Сан-Жозе. Занимаюсь торговлей, вожу товары в Рио-де-Жанейро и Баия-де-Тодос-лос-Сантос.

– Знает ли арестованный законы и постановления, действующие на территории вице-королевства и находящиеся под высоким покровительством ее величества королевы донны Марии Первой?

– Да, знаю.

– Знает ли арестованный, что ждет человека, который осмелится покуситься на собственность, принадлежащую другому лицу, вассалу ее величества королевы, проживающего на территории вице-королевства?

– Да, знаю. Но, ваша светлость…

– Арестованный должен отвечать только на вопросы, которые задает ему судья. Если он будет вести пререкания и вступать в споры, то наказание будет соответственно увеличено.

Жоакин Жозе опустил голову. Он понимал бессмысленность и бесполезность каких-либо оправданий. Хозяином положения являлся судья, олицетворявший все законы и все беззаконие португальского владычества.

– Жоакин Жозе да Силва Шавьер, – произнес судья, – вы обвиняетесь в нарушении законов вице-королевства, в попытке заступиться за раба, являющегося полной и неотъемлемой собственностью владельца, властного над его жизнью и смертью. В соответствии с высочайшими законами, действующими на территории вице-королевства, лиц, виновных в преступлении, подобном вашему, приговаривают к наказанию плетьми или к штрафу в три контос. Если через трое суток вы не внесете указанную сумму представителю королевской казны, то подвергнетесь публичной экзекуции на площади Минас-Новаса. Отведите арестованного, – приказал судья конвоирам и, не обращая больше никакого внимания на Жоакина Жозе, стал снимать мантию.

В помещении стояла такая духота, что было удивительно, как это судья мог выдержать даже несколько минут, будучи облаченным в темную плотную накидку.

Ровно через трое суток те же конвоиры ввели Жоакина Жозе в знакомую нам комнату. Тот же судья в той же мантии величественно восседал за столом, только щека его была закутана теплым красным платком. Снова последовали вопросы и ответы об имени подсудимого, его профессии, о его матери и отце. После этого согласно правилам судья должен был объявить, когда Жоакина Жозе подвергнут наказанию, потому что всем было ясно, что арестованный, находясь в камере, никак не мог внести установленную сумму штрафа. Однако судья вопреки правилам не стал читать обвинительный приговор, а передал его писарю, сам же склонился над столом, обхватив голову руками.

– Если у господина судьи болят зубы, то я, может быть, могу чем-нибудь помочь вашей светлости, – обратился к судейскому чиновнику Жоакин Жозе.

Судья отнял руки и удивленно посмотрел на арестованного.

– Ты пытаешься увильнуть от наказания? Каким образом ты можешь помочь?

– В этих местах меня знают как врачевателя, – отвечал Жоакин Жозе. – Если я не смогу облегчить ваши страдания, вы подвергнете меня двойному наказанию.

– Ну показывай свое искусство! – воскликнул судья и даже привстал от волнения.

– Сумка с инструментами, – сказал Жоакин Жозе, – приторочена к седлу мула, на котором я приехал. Прикажите солдатам сходить на ранчо и доставить его сюда. Вы увидите, что я помогу вам.

В глазах судьи затеплилась надежда.

– Ну-ка, – сказал он одному из конвоиров, – бери лошадь и немедленно отправляйся на ранчо. Приведи сюда всех мулов арестованного. Да поживее!

– В полчаса обернусь, господин судья, – ответил солдат.

– Давай! Только не мешкай. А пока лекаря этого отведите обратно в камеру.

Вернулся солдат только часа через полтора, когда зубная боль у судьи разыгралась настолько, что он готов был обещать половину вице-королевства тому, кто избавит его от страданий.

Солдат внес в комнату небольшую кожаную сумку, которую нашел привязанной к седлу, висевшему в сарае ранчо. Снова в комнату ввели арестованного. Жоакин Жозе попросил судью усесться на низенькую скамейку. Порывшись в сумке, он вынул оттуда изогнутые клещи, профессиональным движением поднял голову судьи, велев пошире раскрыть рот. Через минуту операция была блестяще завершена, и судья, так и не сняв свою мантию, пошатываясь от пережитого волнения, удалился в боковую дверь, держась за щеку. Жоакин Жозе остался в комнате вместе с конвоирами, которые в растерянности смотрели друг на друга, не зная, что им дальше делать с арестованным.