Геннадий Красухин - Круглый год с литературой. Квартал первый Страница 2

Толя пришёл от Тертеряна хмурым.

– Будешь? – спросил он меня, доставая из кармана бутылку. Выпил стакан и задумался. Выпил ещё. А потом стал резко листать справочник союза писателей.

– Василия Дмитрича можно, – сладким голосом говорил он в трубку. – И не встаёт, – озаботился он. – Скажите, что это Толя Жигулин. – Он прикрыл трубку рукой и сказал мне: – Пошла сообщать, стерва! Посмотрим, как он не встаёт.

– Вася! – закричал он. – Это Толя Жигулин. Ну, как ты там, родной? Я слышал, что ты на меня сердишься! Прости меня, дорогой мой Вася! Прости за то, что это не я тебе вмазал по поганой морде, сволочь ты вертухайская, прости, что я не придушил тебя – гада, мерзавца, фашиста…

– Бросил трубку, – удовлетворённо сказал он мне. И допил водку.

На следующий день его попросили написать заявление об увольнении по собственному желанию.

Мы остались с ним близкими друзьями. И я рад, что он посвятил мне одно из лучших своих стихотворений:

Г. Красухину

Горят сырые листья,И вьется горький дым.В саду, пустом и мглистом,Он кажется седым.В молчанье нелюдимомЯ думаю о дне,Когда растаю дымомВ холодной тишине.Листок заледенелыйКачается, шурша…Уже почти сгорела,Обуглилась душа.Не будет продолженьяВ растаявшем дыму.И нету утешеньяРаздумью моему.

31 января 2014 года, выступая в эфире радиостанции «Эхо Москвы», министр культуры России Мединский оскорбил писателя Даниила Гранина, утверждавшего, что в блокадном Ленинграде работал кондитерский цех, занимавшийся выпечкой пирожных для партийного руководства города. «Враньё!» – уверенно и резко отчеканил Мединский. Посыпались протесты. В частности, возмущённое Открытое письмо министру опубликовал депутат законодательного Собрания Петербурга Б. Вишневский.

За Мединского ответила его пресс-служба. Министр не оскорблял писателя. Сказав «враньё!», он имел в виду, что о производстве «ромовых баб» в блокадном Ленинграде и фотографии из цеха, где их делали, было широко известно задолго до публикации книги Гранина и Адамовича. Информация о производстве этих пирожных в Ленинграде, утверждала пресс-служба, распространялась в военные годы по всей стране, чтобы показать народу, что даже в условиях блокады или осады мы можем делать и кондитерские изделия и шампанские вина.

И вывод: «В любом случае мы должны быть благодарны руководителям блокадного Ленинграда, которые в нечеловеческих условиях обеспечили эвакуацию более миллиона жителей и сделали всё возможное для спасения города».

Даниил Александрович Гранин родился 1 января 1919 года. Воевал на фронтах Великой Отечественной. Став профессиональным писателем, быстро продвигался вверх по номенклатурной лестнице Союза писателей. Был первым секретарём Ленинградского отделения СП СССР в 1967–1971 гг. А первый секретарь писателей Ленинграда входит по должности в секретариат СП РСФСР. И получает депутатство России.

Позже Гранин был в секретариате Союза писателей СССР. Избирался народным депутатом СССР.

Карьерные устремления писателя очевидны. Очевидно, что он умел их реализовывать.

Но при этом писал книги, которые далеко не всегда встречали благостно партийные надзиратели за искусством. Уже роман «Искатели» (1954) подвергся зубодробительной критике. Роман «Иду на грозу» (1962) официозная критика опять-таки встречает в штыки. «Зубр» (1987) – книга о выдающемся генетике Н.В. Тимофееве-Ресовском одобряется сквозь зубы. А по поводу документальной «Блокадной книги», написанной в соавторстве с А. Адамовичем и впервые напечатанной с купюрами в 1977 году в журнале «Новый мир» тогдашний первый секретарь ленинградского обкома Г.В. Романов заявил: «Плохо отношусь к Д. Гранину, точнее к тому, что он говорит и пишет о блокаде. Это всё неправильно, необъективно. Что бы он ни говорил, его мысли склоняются к тому, что «город надо было сдать», а это вообще неправильная постановка вопроса. Если бы мы его сдали, от него бы ничего не осталось, жертвы были бы страшнее блокадных […] Руководители страны, включая Жданова, делали всё, чтобы спасти Ленинград».

Романов клеветал. Гранин с Адамовичем нигде не говорили о необходимости сдачи Ленинграда. Но, как видим, власти уже тогда опровергали любую критику в адрес ленинградского руководства во время блокады. Так что нынешний министр культуры просто подхватывает старую традицию провластного вранья.

Великий венгерский поэт Шандор Петёфи (родился 1 января 1823 года) не был венгром по национальности. Его отец серб, мать – из бедной словацкой семьи. Но семья Петёфи поселилась в венгерском городе Кишкунфеледьхаза, когда мальчику был год. И Венгрия стала родиной Петёфи, которую он горячо любил.

Его биография слегка похожа на биографию Байрона, который тоже принимал участие в революционных движениях.

Петёфи предпринимает попытки организовать венгерское освободительное движение уже в 1846 году, будучи автором книги стихов и сразу ставших знаменитыми поэм «Сельский молот» и «Витязь Янош». Его стихи «Против королей», «Дикий цветок» призывают к демократическим преобразованием в Венгрии и обличают деспотизм австрийских Габсбургов. В 1847 году поэт возглавил революционную организацию «Молодая Венгрия», пишет страстные гражданские стихи.

С началом Венгерской революции 1848–1849 гг. вместе с Лайошем Кошутом Петёфи становится одним из руководителей демократического движения. Он, Кошут и Янош Ирини пишут обращение к австрийскому престолу, получившее название «12 пунктов». Фердинанд V, король Венгрии и Чехии, отклоняет обращение. С этого времени Петёфи – один из руководителей восстания 15 марта 1848 года в Пеште и в Буде. Его произведения «Национальная песня», «На виселицу королей», «К нации» становятся как бы манифестом восставших.

Петёфи вступает в «Гонвед» – в революционную армию, организованную Лайошем Кошутом. «Гонвед» на венгерском означает «защитник родины». Против венгерских революционеров брошены австрийские войска, русская армия, румынские и саксонские повстанцы. Петёфи сражается храбро. Одновременно пишет боевые песни, поднимающие дух венгерских бойцов.

В стычке с казаками армии русского генерала Паскевича при Шегешвари в Трансильвании 31 июля 1849 года Петёфи погибает.

Он недаром считается классиком венгерской литературы. Его стихи выразили не только гражданские, но и его человеческие чувства. Переводили его в России многие поэты. В том числе – Борис Пастернак.