Леонид Ткаченко - Филонов Страница 2

Общая наэлектризованность творческой атмосферы рождала новые и новые великие имена.

Ван Гог под воздействием накала своих чувств сдвинул контуры предметов, пронизал картины динамикой ритмов, подчинил цвет музыке своих страстей.

Гоген погрузился в иррациональный духовный мир «туземных» племен, соединил в картине фигуративное изображение натуральных форм предметов с абстрактными плоскостями декоративного цвета.

Сезанн стал трансформировать природные формы в геометрически упрощенные и строить из этих «кирпичиков» архитектоническое здание картины.

Отвергнутые официальными салонами Парижа, они стали устраивать свои отдельные выставки, подвергаемые осмеянию. Подобная реакция будет сопровождать живопись авангарда на каждом новом этапе его развития.

Так к началу XX века искусство подошло к занавесу, за которым открывалась дверь в мир таинственной беспредметной живописи. Оставался еще один промежуточный шаг.

Пикассо и Брак сделали этот шаг, перейдя от трансформированного изображения пейзажа к свободному созданию придуманных композиций беспредметных форм в сочетании с «живыми» кусками предметного мира. Это было интеллектуальное искусство построения ансамблей из форм, рождающихся в отвлеченном пространстве, связанных взаимным проникновением. Пикассо за четыре года с 1907 по 1910 написал более четырехсот картин аналитического кубизма! Не ограничиваясь этим, Пикассо, дух которого не знал успокоения, обратился к творчеству африканских народов, к их маскам и статуэткам, шагнув значительно дальше в глубину первобытного сознания, чем это сделал до него Гоген. Творчество таких художников русского авангарда, как Малевич,

Попова, Розанова, Удальцова, Экстер, Куприн, Кончаловский, Лентулов и, конечно, Филонов испытало на себе огромное влияние этих открытий Пикассо.

Возникший интерес к примитиву с его первобытной силой связан, по-видимому, с кризисом искусства модерна, его рафинированным измельчанием, родившем, быть может, единственного гения – русского художника Михаила Врубеля, в творчестве которого духовная высота человека нашла новое неповторимое проявление.

Вот так в начале 10-х годов XX века наступил момент блестящего выхода на арену мировой живописи авангарда художников России, подарившей миру трех своих гениев: Кандинского, Малевича и Филонова.

Стремительно взвился занавес от легкого прикосновения руки Василия Кандинского, которому выпала высокая честь открыть своим творчеством эру абстрактной живописи, наиболее органичной в своей чистоте формы духовно-интеллектуального искусства авангарда. Его живопись – динамичная, легкокрылая, полная экспрессии чувства, – сверкала красками и не знала себе аналогии. В 1911 году появилась и книга Кандинского «О духовном в искусстве». Потребность творить теории окажется близкой также Малевичу и Филонову, ибо они тоже начинали делать то, чего до них не было, и только они сами могли осветить теоретические основы своих картин.

В этот бурлящий, озаряемый творческими открытиями мир, где бескомпромиссные идеи вселенского масштаба подстегивали, обогащали или отрицали друг друга, пришло время вступить и Павлу Филонову, выходцу из пролетарской семьи кучера и прачки, освоившему науку вышивания крестиком, живописно-малярные мастерские и частные курсы Дмитриева-Кавказского с сомнительным уровнем художественной культуры. Полный великих амбиций, Филонов покинул Академию художеств после двух лет занятий из-за несогласия с требованием профессоров.

Дальнейшее освоение традиций искусства отжившего порочного буржуазного общества наживы с его культом золотого тельца лишалось для Филонова смысла, ибо Искусство Нового справедливого Мира нужно строить на совершенно новых основах – таков был написанный огненными буквами на Небосклоне Будущего повелительный лозунг, зовущий к невиданным свершениям умы радикальных художников.

Накаленность духовной атмосферы в России этих лет, чувство обреченности уходящего мира были сильны как нигде в мире. Еще в 1900 г. Александр Блок говорил:

Увижу я, как будет погибатьВселенная, моя отчизна.Я буду одиноко ликоватьНад бытия ужасной тризной.

Пусть одинок, но радостен мой век,В уничтожение влюбленный.Да, я как ни один великий человек.Свидетель гибели вселенной.

Расстрелом депутации рабочих на площади перед Зимним дворцом в январе 1905 года была расстреляна наивная, до этого еще жившая в народе, вера в доброго царя – батюшку Николая II. Поражение в войне с Японией говорило о наступающей агонии царского режима. Руководство православной церкви, оправдывавшее любые действия власти, дискредитировало себя.

«Никтотак не повинен в развитии атеизма в России, как православная церковь», – писал Н. Бердяев.

Всё это найдет глубокое отражение в сознании Филонова и в его творчестве. Чего стоят только злые, крайне политизированные его работы «Тайная вечеря», 1920-е (кат. № 75), наполненная издевательством и сатирой на Христа и его апостолов, а также «Композиция с двуглавым орлом», 1920-е (кат. № 76), где церковь показана в союзе с публичной девкой.

Вступление России в Первую мировую войну еще более обострило обстановку. Ненависть к правящему классу разрасталась. В. Маяковский, товарищ Филонова в дореволюционные годы, предавал проклятию старый мир. Вот его неистовые строки:

Вашу мысль,Мечтающую на размягченном мозгу,Как выжиревший лакей на засаленной кушетке,Буду дразнить об окровавленный сердца лоскут;Досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.……………………………………………………….Я над всем, что сделано,Ставлю «nihil».

И уже после победы революции он громыхал своим голосом, сотрясая медное небо над головой:

Тише, ораторы!Вашеслово,товарищ маузер.Довольно жить законом,Данным Адамом и Евой.Клячу истории загоним.……………………………………………………….В старое ль станем пялиться?Крепиу мира на горле пролетариата пальцы!

Велимир Хлебников, наиболее близкий к Филонову человек, писал в 1918 году:

«Как освободиться от засилья людей прошлого, сохранивших еще тень силы в мире пространства, не пачкаясь о их жизнь, <…> предоставив им утопать в заработанной ими судьбе злобных мокриц» («Приказы для славных участников будетлянских изданий» с подписью: Король времени Велимир 1-й).