Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины Страница 20

Сколько раз в мыслях Иван до этого представлял свой приход в цирк, готовил слова, которыми сможет уговорить владельца принять его к себе! Но жизнь всегда разрушает даже самые подготовленные планы. Сойдя с парохода, совершавшего каботажное плавание вдоль крымского побережья, Иван сообразил, что даже не знает, где располагается в Севастополе цирк. Пришлось спрашивать дорогу, и это сразу же подорвало уверенность в собственных силах. У первой же афишной тумбы Поддубный задержался. А прочитав содержимое афиши, облегченно вздохнул. В программе выступлений имелись и борцы, значит, направлялся он по нужному адресу. Цирк принадлежал итальянцу Энрико Труцци.

Постояв несколько минут перед зданием, Иван вошел в него с черного входа. Поскольку было еще рано, полутемные помещения встретили его пустотой, лишь где-то в отдалении слышались негромкие голоса. На них Иван и пошел. Он специально оделся во все лучшее, что у него было, чтобы не выглядеть простаком. Правда, вместо чемодана при нем был прежний сельский саквояж, плетенный из ивовых прутьев.

У занавеса, отгораживавшего арену от вспомогательных помещений, о чем-то негромко переговаривались двое паяцев – один в белой одежде, другой – в черной. Скорее всего, обсуждали новый номер. На Поддубного они не обратили ровным счетом никакого внимания, хоть он и простоял около них чуть ли не минуту.

– Где я могу найти господина Труцци? – наконец, не выдержав, спросил Иван.

Паяцы переглянулись.

– Во-первых, не господина, а синьора Труцци, – молвил белый паяц.

– Он любит, когда его называют именно так, – подтвердил черный.

– А во-вторых, он сейчас в зале. Только учтите, Труцци терпеть не может, когда у него крадут время. Так что постарайтесь быть покороче.

– Он не устает повторять, что его время – это его деньги, – прошептал черный паяц.

Поддубный качнул тяжелую бархатную портьеру в сторону и вышел в зал. Над манежем был туго натянут канат. По нему грациозно двигалась дама в коротком, усыпанном блестками платье. В качестве балансира она использовала опахало из страусиных перьев.

Кучерявый мужчина в возрасте, чьи темные волосы уже тронула седина, сидел в первом ряду пустого амфитеатра и эмоционально пел какой-то марш, отбивая такт ладонями по подлокотникам кресла.

– Та-та-та, та-та-та… Эмилия, а теперь поворот! – он хлопнул в ладоши.

Женщина-канатоходец грациозно взмахнула опахалом, пружинисто подпрыгнула, повернувшись на сто восемьдесят градусов, и умудрилась опуститься на канат в шпагате. Так и застыла, чуть заметно покачивая страусиными перьями.

– Отлично, Эмилия! – крикнул курчавый. – А теперь еще раз! И не забудь послать воздушный поцелуй.

– Непременно, Энрико!

Как понял Иван, мужчина и был синьором Труцци. Эквилибристка и владелец цирка общались между собой по-русски, но говорили при этом с ужасным акцентом. Поддубный подошел поближе:

– Синьор Труцци? – обратился Иван.

– Он самый, – неприязненно ответил импресарио и тут же добавил: – Не видите, я занят.

– Я подожду.

Эмилия тем временем успела повторить проход по канату, послала воздушный поцелуй, а затем резво сбежала по тонкой металлической лесенке на манеж. Когда она подошла поближе, то Иван уже рассмотрел на ее лице тщательно загримированные морщины – женщине было слегка за сорок, а вот тело ее было как у молодой девушки. Он невольно засмотрелся на высоко оголенные ноги эквилибристки. Это ее совсем не смутило. Эмилия тряхнула припудренными волосами и несколько секунд смотрела Ивану прямо в лицо своими темными, бездонно-каштановыми глазами.

– Энрико, – проворковала она. – На сегодня все? А то я устала, голова болит, – женщина приложила ладонь ко лбу.

– Хорошо, отдохни перед выступлением.

Эквилибристка взмахнула руками так, будто бы зал был наполнен публикой, и с изящным поклоном удалилась за занавес. Труцци причмокнул ей вслед губами.

– Ну, что там у вас? – нетерпеливо повернулся он к Поддубному. – Только учтите, у меня мало времени. Мое время – это мои деньги.

– Я хотел бы работать у вас, синьор Труцци, – выдавил из себя Иван, понимая, что в эти секунды-минуты решается его судьба.

– Многие хотят работать у меня, – ухмыльнулся владелец цирка. – Но я не беру людей с улицы. У вас есть рекомендации? У кого вы работали раньше? И вообще, что вы умеете? – Энрико сыпал вопросами.

– Рекомендаций у меня нет и быть не может, потому что я раньше в цирке не работал. Владею борьбой на кушаках, могу делать всякие штуки с тяжестями.

– Значит, вы полагаете, что вы атлет. Вам хоть знакомо это слово?

– Знакомо. Я по французской методике тренировался.

– Похвально. Но я уже сказал, что не беру людей с улицы. Я не могу рисковать своим делом. Почему-то все считают, что я могу платить им деньги. Вот когда будут у вас рекомендации, тогда и приходите.

– Если я устроюсь в другой цирк, то зачем тогда мне будет ваш? – возразил Поддубный. – Лучше посмотрите на меня в деле.

– Здраво мыслите. Хорошо, выходите на арену, продемонстрируйте.

– Я же с пустыми руками пришел. Мне хотя бы гири нужны.

– Цирк, молодой человек, это прежде всего искусство. Вы претендуете на то, чтобы стать артистом, а говорите о гирях. Или показывайте что умеете, или уходите, – Труцци демонстративно щелкнул крышкой карманных часов.

Все, что готовил для убеждения владельца цирка Поддубный, оказалось невозможным к исполнению – ни тяжестей, ни противника. И тут вспомнились уроки соседа по квартире. Иван сбросил пальто, рубашку. Он напрягал мышцы, прогонял по животу волну, принимал героические позы, отжимался на двух пальцах.

Лицо синьора Труцци просветлело, но взгляд еще оставался жестким.

– Для человека с улицы очень даже неплохо. На вас будут приходить посмотреть женщины, это точно, – наконец соизволил произнести он. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Я еще не сказал. Иван Поддубный.

Владелец цирка наморщил лоб.

– Вы уверены, что никогда не выступали в цирке?

– Было один раз. Но не выступал, а просто вышел в Феодосии побороться с атлетами, как и было в афише написано.

– Это в цирке Бескоровайного? Слышал-слышал о вашем выступлении. Пожалуй, я рискну. Дам вам возможность выступить в сегодняшнем представлении. А тогда уж и поговорим, сможете ли вы у меня работать.

Иван и не думал, что тот единственный раз, когда он вышел на манеж, стал известен за пределами Феодосии. Ему казалось, что уже и зрители, присутствовавшие в зале, в своем большинстве о нем забыли. А вот, оказывается, и нет. Не знал он еще тогда, что владельцы цирков пристально следят за конкурентами.

Никто Поддубного к этому первому его выступлению специально не готовил, только выдали специальное цирковое трико. Нужного размера не нашлось, а потому остаток времени до выхода на манеж Иван провел распарывая и зашивая его, чтобы можно было влезть.