Жак Садуль - Записки о большевистской революции Страница 20

На передовой 80 % личного состава сложили оружие и перебрались подальше от фронта в города. А сколько из того количества штыков, которые пока еще есть в окопах, станут сражаться по-настоящему?

Офицеры, которые еще не потеряли последней надежды, — русские офицеры — считают, что если после организационных мер, на осуществление которых уйдет несколько месяцев, можно будет насчитать по одному батальону на дивизию, это будет замечательно. Мне куда ближе это мнение, чем мнение Троцкого, которого, как мне кажется, можно упрекнуть в недостаточном знании русского народа, материала, с которым он работает, и в непонимании того, что у этого народа душа не как у него — пылкая и деятельная, а скорее инертная и ленивая.

Не буду вновь перечислять не раз приводившиеся аргументы; я прихожу к выводу, что большевики, — и потому что они, похоже, настоящие лидеры и потому что их программа в значительной мере отвечает общим чаяниям народа, — не могут быть с пользой заменены никакой другой партией до их естественного и неизбежного падения или же принятия ими реалистической политики.

Если выразить мои размышления в цифрах, скажу, что если взять максимальную эффективность русской армии за 100, при том, что ее нынешняя боеспособность порядка 10, то любое правительство снизит эту эффективность до 5, большевики же, если не пойдут на предательство, могли бы поднять ее до 15 или 20.

Дорогой друг,

Сегодня во второй половине дня был в редакции «Новой жизни». Благоустроенное местечко. В кассе наверняка кое-что водится. В союзнических кругах поговаривают, что эти деньги из немецкого кармана.

Очевидно одно — это издание, которое ежедневно яростно нападает на английский и французский империализм, и не думает рассказать своим читателям — и читателям очень многочисленным — по крайней мере, о таких же неудобствах, которые представляют империализм и милитаризм германский. Подобное молчание, как минимум, подозрительно. Та же газета нередко отстаивает позиции, откровенно враждебные союзникам.

Я прошу объяснений по поводу общей позиции газеты. Официально опротестовываю две заметки, в одной из которых указывается на присутствие в Москве среди антибольшевистских подразделений французских солдат, а в другой сообщается об аресте прошлым воскресеньем некоего французского офицера, находившегося в броневике юнкеров.

Обе информации абсолютно фальшивы. Они могут зародить в России опасные антифранцузские настроения, которые не сумеет рассеять никакое опровержение.

Максима Горького нет. Меня принимают секретари редакции. Они признают свою безответственность и обещают, что в будущем… Однако с некоторыми оговорками. Русские телеграфные агентства передают много неправильной информации, которая ежедневно появляется во всех солидных газетах.

Я замечаю, насколько досадно, что непроверенная информация всегда или почти всегда направлена против союзников и никогда или почти никогда против Германии. Редакция протестует, но вяло.

Впервые с тех пор, как я познакомился с крайне левыми кругами, у меня возникло очень четкое ощущение, что передо мной какие-то липкие, расплывчатые люди. Впечатление это укрепляется, когда я пытаюсь узнать причины, внезапно вызвавшие резкий поворот «Новой жизни»; прежде она провоцировала большевистское выступление, а сегодня его клеймит и подспудно ведет кампанию, направленную на раскол социалистических сил и, как следствие, на затягивание анархии. Мои собеседники путаются в нелепых объяснениях.

Вечером в Смольном встречаю Луначарского. Утром я прочел его возмущенно-страстное письмо, в котором он объявляет о своей отставке с поста наркома народного просвещения. «Значит, вы уже не министр!» — восклицаю я. Чувствую, что он смутился. Торопясь ответить, он признается: «Я забрал свою отставку назад. Вчера из депеш я узнал, что за несколько часов пушки большевиков полностью уничтожили две самые красивые церкви в Москве и шедевры искусства, хранящиеся в Кремле. Как нарком народного просвещения и изящных искусств я пришел в ужас. Я буквально пришел в бешенство и подал в отставку. Сейчас я от Горького. Он только что вернулся из Москвы. Обе церкви целы. Сокровища Кремля в безопасности. Я забрал свою отставку и счастлив, что могу остаться на боевом посту, который мне поручили мои товарищи!»

Отставку Луначарского с удовлетворением встретили бы многие, по крайней мере, в умеренных кругах. Его новое решение, безусловно, будет иметь меньший успех.

Дорогой друг,

Троцкий и Ленин рассчитывают вскоре получить точную информацию о том, какой отклик вызвала за границей третья революция. Уже имеющиеся сведения дают им основание верить, что она произвела на трудящихся исключительное впечатление, несмотря на меры предосторожности, принятые правительствами союзников и противников, постаравшихся пропустить в печать лишь короткие и лживые статьи. Но приход русского пролетариата к власти невозможно скрыть надолго. Этот факт сам по себе несет для мирового империализма громадную опасность, а для потерявших ориентиры трудящихся — новую надежду. Революционное правительство сделает все, чтобы не обмануть эту надежду, чтобы зажечь революционное пламя в таким же образом настроенных странах, чтобы довести до конца войну против войны и дать всем народам скорый мир.

Впервые правительство великой страны честно, публично будет осуществлять политику, основанную исключительно на интересах рабочих и крестьянских масс России и всех стран, отрицающих национальные и личные амбиции, политику, свободную от глупых и старых дипломатических предрассудков и представлений об изживших себя условиях классического мира. Буржуазные правительства могут смеяться или возмущаться. Решения, принятые революционным правительством, — внутри страны направлены на то, чтобы установить царство справедливости и покончить с капитализмом, во внешней политике — на то, чтобы положить конец войне, — найдут отклик в каждом сознательном европейце. Невозможно, чтобы ни в одной стране не последовали примеру русского пролетариата. От социалистов Германии и Австрии уже идут горячие и одобрительные отклики. Они, растерявшись от неожиданности, через несколько дней взяли себя в руки. Они понимают, на какое великое дело зовет их Россия.

В Стокгольме состоялась конференция представителей революционного правительства и делегатов немецких большевиков. Они берутся проводить активную пропаганду за перемирие и начало переговоров на основе предложений русской революции: мир без аннексий и контрибуций, признание права народов на самоопределение.