Людмила Богданова - Владимир Басов. В режиссуре, в жизни и любви Страница 20

Он любил «заводить», чтобы не забывали, «кто в лавке хозяин», и делал это очень артистично.

Когда он пришел в группу фильма «Битва в пути», то, посмотрев уже снятые пробы, стал отсеивать исполнителей, и прежде всего – главных ролей. Категорически отвергнув кандидатуру Михаила Названова, Басов дал мне строгое указание срочно найти двух-трех хороших театральных актеров из провинции. Я, конечно, актеров нашла, но Названов, услышав о том, что пробы на роль Вальгана продолжены, сказал: «Я за свою роль буду бороться!» И вторично принял участие в пробах. И он победил, отстоял свою роль. И перед Басовым, и, прежде всего, перед самим собой.

А для исполнительницы роли Аси в фильме «Тишина» актрису мы искали достаточно долго. И когда появилась Наташа Величко, я обрадовалась – то, что нужно. Единственная проблема, которую надо было решить, – это роскошная Наташина коса, длинная, до колен, очень толстая. А Басов хотел, чтобы Ася была подростком с косичками, смешно торчавшими на уровне плеч. Отрезать косу Наташа не хотела – говорит, мама не разрешит. Тогда ей сказали – или роль, или коса. В общем, косу Наташа отрезала, и, пока гример делала ей стрижку, рыдали в голос все – от Наташи до случайных свидетелей этого «варварства». Но едва начались съемки, на Наташу нашел «ступор» – она (и это понятно – совсем молодая актриса, студентка второго или третьего курса ВГИКа, едва ли не первая роль в кино) замыкалась, лишь только слышала слово «мотор», лицо становилось угрюмым, напрочь исчезала прелестная белозубая улыбка. И тогда Басов остановил съемку и предъявил ей ультиматум: «Если не начнешь улыбаться и не разморозишься, с картины сниму, и не будет у тебя ни косы, ни роли». Последовавшей за этим реакции никто не ожидал – Наташа зарыдала взахлеб, по-настоящему. И тогда Басов упал перед ней на колено, как рыцарь, и так ее уговорил, что она ожила, заулыбалась. И с тех пор, кажется, влюбилась в него. А Басов к ней всегда относился очень нежно и внимательно.

В профессии Басов-режиссер, как и в личной жизни, был увлекающийся однолюб. Басов любил работать со знакомыми актерами, проверенными не одной общей работой. Но если новое лицо, новый человек «подходил» ему, то такой актер практически сразу же становился и любимцем, и часто – другом.

Когда мы начинали работу над фильмом «Щит и меч», то первоначально на роль штурмбаннфюрера Вилли Шварцкопфа Басов хотел пригласить своего старого знакомого и замечательного характерного актера Валентина Смирнитского. Но я тогда предложила ему свой вариант – потрясающего «рыжего» из знаменитого драматического театра из Паневежиса, Альгимантаса Масюлиса. Я пришла к Басову и сказала: «Есть прекрасный актер, я в него просто влюбилась». Басов, конечно, отшутился: «Ну, так то ты, а я буду снимать Смирнитского». Но на свой страх и риск я все же решила Масюлиса пригласить – назначила день и час проб, позвала Басова. Он, как обычно в таких случаях, как бы пообещал прийти – из вежливости, разумеется. И вот мы сидим, ждем Басова – десять, пятнадцать минут десятого, – ужас! Но в половине одиннадцатого открывается дверь в павильон, и входит Володя. Посмотрел на Масюлиса – и загорелись глаза! Режиссер увидел актера! Басов сразу же подошел к нему, заговорил. Масюлиса на роль утвердили практически без проб. И потом у них была такая настоящая мужская дружба. И Басов с удовольствием снимал Масюлиса в своем фильме.

Басов всегда был в решениях самостоятелен, но отличался тем, что его можно было убедить. Если доводы были разумными, если он объективно чувствовал и видел твою правоту, то он соглашался с твоим предложением, и оно становилось его выбором, его ответственностью.

Басов очень точно умел ставить задачу и, снимая любой фильм – детектив или мелодраму, – всегда говорил нам: «Думайте о зрителе, о тете Фене, снимайте и играйте так, чтобы тетя Феня понимала. Мы кино не для себя делаем, а для зрителя», – напоминал Басов.

На съемочной площадке он был невероятно изобретателен и находил выход из любого положения, из любой неожиданной ситуации. Во время съемок фильма «Щит и меч» серьезно заболел Станислав Любшин. Его положили в Берлине в наш госпиталь, а съемки надо было продолжать. Если помните, то в фильме есть сцена в кафе, в которой заняты Демидова, Масюлис, Любшин и другие актеры. Эта сцена снималась в Берлине, в реальных интерьерах. И тогда Басов, чтобы не откладывать съемку, надел эсэсовские фуражку и китель Любшина и сел в кадр спиной к камере. А чтобы его особые, басовские уши не торчали, велел гримеру приклеить их к своей голове. И так мы снимали тот эпизод. И лишь позднее, уже в Москве сделали досъемку Любшина в костюме и гриме, и потом эти кадры подмонтировали в ту, берлинскую, сцену.

Нечто подобное до этого случилось во время съемок «Тишины» – часть актеров, занятых в сцене партсобрания, не смогла принять участие в съемках в установленный по графику день. И тогда Басов попросил меня составить список, из которого он мог бы понять, кто может в этот день присутствовать на съемках, а кого придется потом доснимать. И усадил актеров за столом в строгом соответствии со списком – перестроил мизансцену так, чтобы позже в нее можно было «вписать», «вклеить» планы отсутствовавших в тот день исполнителей.

А во время съемок «Битвы в пути» возникла ситуация, когда необходимо было срочно показать отснятый материал, который мы не успевали к показу озвучить. И тогда Басов взял микрофон и по ходу показа сам «сыграл» все реплики за актеров – у него была феноменальная память.

Басова все боготворили – актеры, рабочие, осветители. Я не могу вспомнить, чтобы он к кому-либо плохо относился или не хотел видеть рядом с собой. Но мог себе позволить принять участие в восстановлении справедливости: помню, что на съемках «Тишины» на буровых, в Баку, нам всем очень надоел один актер-азербайджанец – такой был у человека характер, что его все не любили, рабочие на него постоянно жаловались Басову. И тот сказал: «Подождите, ему отольется». И правда, отлилось. Однажды во время съемок одного из эпизодов, в котором на буровой забил нефтяной фонтан, Басов, предварительно выведя «из-под огня» невиновных, дал раньше времени команду «мотор», и нефть хлынула прямо на того самого актера. А Басов сидел, как святой, и руками разводил: прямо не знаю, и как это все получилось!

Он вообще озорной был, азартный. Очень любил элегантно одеться и прийти похвастаться обновкой. Басов был необычайно обаятельным, все делал с юмором, жизнеутверждающим и незлобливым. Очень любил внимание и всегда оправдывал ожидания тех, кто сбегался «на Басова» – посмотреть, послушать. И где бы он ни появился, сразу возникали люди, они шли буквально отовсюду. Стоило только ему появиться в доме – сразу откуда-то возникали соседи, знакомые. Он был мне как младший брат – я старше его на 11 лет, и все мои родственники его обожали. Они называли его «общественный человек», подразумевая, что он всегда любил общество. Когда мой муж попал в реанимацию и к нему никого не пускали, даже меня, в палату прорвался Басов – повидался с моим мужем, сказал ему то, о чем я его просила, как поверенный. Мне тоже довелось принимать участие в его личных делах, мы вообще с ним дружили, он мог мне рассказать многое, если не все, – редко, с кем он бывал столь откровенным. У него было много друзей, но самые близкие ему люди, конечно, Швейцеры, с ними он учился и дружил домами. Миша очень на него влиял, а с Соней Басов всегда соревновался в юморе – она тоже была очень остроумным и смешливым человеком…