Олег Смыслов - Генерал Абакумов. Палач или жертва? Страница 20

На самом деле Абакумова подвели вовсе не дамы. Как рассказывал мне знавший его с 1937 года полковник Сергей Федосеев, у Абакумова, как и у многих других людей, не получивших систематического образования, отсутствовали аналитические способности и прихрамывала память. Собираясь на доклад к начальству, он судорожно, шевеля губами, зазубривал относящиеся к делу цифры, даты и факты и все равно не раз попадал впросак. Зато крепкое телосложение делало его незаменимым при обысках и задержаниях. ГУЛАГу человек с такими способностями очень подходил».

Другой автор, А. Тепляков, в книге «Машина террора. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929–1941 гг», опираясь на подлинные свидетельства и документы подчеркивает: «Важно отметить, что самостоятельно уйти с чекистской службы было очень непросто. Считалось, что быстрое увольнение неподходящего сотрудника компрометирует принявших его руководителей, поскольку систему покидал человек, уже осведомленный о секретных методах работы. Понимание того, что чекистская работа заключается в вербовках, проведении провокационных «оперативных игр», беспощадном следствии и расстрелах вызывали у начинающих работников психологический перелом. Большая часть соглашалась с предложенной судьбой, остальные пытались сопротивляться. В 30-х годах добровольное оставление «органов» часто стоило партбилета. Так, в 1934 г. практикант Особого отдела ПП ОГПУ по Обско-Иртышской области Я. П. Азаренко несколько недель спустя после зачисления на службу был исключен из партии за подачу заявления об увольнении и «дезорганизационную работу среди молодых сотрудников ОГПУ». Когда курсанты основанной в 1935 г. новосибирской школы НКВД подавали рапорты об отчислении, эти попытки расценивались как «дезертирство с боевого участка классовой борьбы» и решительно пресекались. После соответствующих внушений курсанты забирали заявления и публично каялись на комсомольском собрании в своем «антипартийном и трусливом поступке». Даже болезненное состояние не гарантировало от обвинений в дезертирстве…»

По мнению Вадима Кожинова, «сами деятели НКВД, подвергшиеся репрессиям, но все же уцелевшие в разгуле террора, обычно рассказывают о себе именно и только как о жертвах». Это он про М. П. Шрейдера, автора «НКВД изнутри. Записки чекиста». Читаем дальше: «В 1937 году Шрейдер был заместителем начальника управления НКВД Ивановской области (начальником являлся прославленный чекист В. А. Стырне), а в феврале 1938 года по личному указанию Н. И. Ежова (о чем он сам сообщает в «Записках») получил немалое повышение: стал заместителем наркома внутренних дел Казахской ССР (наркомом был в то время свояк Сталина, комиссар Госбезопасности 1-го ранга С. Ф. Реденс. Между тем, если верить Шрейдеру, в Ивановской области (то есть перед его повышением в должности) он, мол, всячески стремился противостоять «ежовскому» террору.

Но одновременно с книгой Шрейдера — хотя и совершенно независимо от нее, — в том же 1995 году, было опубликовано изложение сохранившейся в архиве г. Иваново стенограммы пленума тамошнего обкома партии, состоявшегося в августе 1937 года, — своего рода чрезвычайного пленума, которым командовали прибывшие из Москвы секретарь ЦК Л. М. Каганович и секретарь партколлегии Комиссии партийного контроля при ЦК М. Ф. Шкирятов. И уже пожелтевшая стенограмма показала, что (цитирую) «Шрейдер обрушился на секретаря горкома (Ивановского. — В. К.) партии Васильева. Он выразил возмущение по поводу того, что Васильев, имевший связь с врагом народа, занимает место в президиуме…

— У меня нет никаких (! — В. К.) данных о том, что Васильев враг, — сказал он (Шрейдер. — В. К.), — но я позволю себе выразить ему недоверие.

Затем Шрейдер обвинил начальника управления НКВД Стырне в том, что тот противодействовал репрессиям и якобы имел связь с бывшим сотрудником НКВД Корниловым, который в 1936 году обвинялся в сотрудничестве с троцкистами. Стырне, старый чекист, активный участник гражданской войны, тут же был снят с работы, а впоследствии арестован и расстрелян… Шрейдер выразил недоверие еще нескольким ответственным работникам, ничем это не мотивируя».

Между тем в мемуарах Шрейдер не только преподносит свои отношения со Стырне как истинно товарищеские, но и уверяет, что он не раз предостерегал этого знаменитого чекиста, раскрывал ему глаза на «ежовщину»!

Увы, подобного рода «забывчивость» типична для авторов изданных в последнее время мемуаров…»

Что же касается Иосифа Островского, то сам он не мог бы претендовать на роль чистенького чекиста и человека. Например, в апреле 1933 года Рудзутак получает письмо от работника типографии ОГПУ, в котором читает о «безобразиях», происходящих в этой секретной организации: «В письме сообщается, что Островский Иосиф — помощник Управделами ОГПУ — является авантюристом, обставил квартиру мебелью из имения Юсупова и т. д. Ранее, живя в Киеве, занимался контрабандой, проходил по делу Панкратова, который был расстрелян.

Яфедов Федор — друг Островского, не раз судимый. Известный кутила, снабжает проститутками ответственных работников ОГПУ (Кацнельсона и др.).

Ваншрейн Яков работает в Экономическом управлении ОГПУ, бывший контрабандист, известный по Киеву, не раз судился. Скупает золото. Был известен под кличкой Яшка, проходил по делу контрабандистов». Как утверждает О. Мозохин, это письмо Рудзутак переправил Сталину с просьбой дать поручение Ягоде тщательно проверить изложенные факты.

И, наконец, про фокстрот. Наркома Луначарского, тонкого партийного ценителя прекрасного, говорят, весьма раздражали вошедшие в моду в период НЭПа танго и фокстроты. Почему? «Эти ритмы не человечны, они рубят вашу волю в котлету… По фокстротной линии буржуазия идет к такой неразберихе, дадаистской изобретательности и нелепым, неприятным звукам, что все это, несомненно, приведет к прямой противоположности музыки — античеловеческому шуму, и на этом она кончится. Но не кончится музыка: к этому времени мы свернем буржуазии голову и начнем свое творчество.

У нас имеется оппортунистическое направление, которое говорит, что напрасно делается попытка искоренения фокстрота в клубах. Мы-де стоим за радость, у нас есть причины радоваться и танцевать. У нас есть молодые силы, которые одержали уже гигантские победы и которым предстоит еще одержать много побед. Почему же им не танцевать? Но вот вопрос — что им танцевать? Почему непременно, если танцевать, то только фокстрот? Я не вижу никаких данных для этого, и я приветствую попытку к созданию собственного пролетарского танца. В фокстроте основное от механизации, от притупленной эротики, от желания притупить чувство наркотизмом. Нам это не нужно, такая музыка нам не нужна».