Нина Щербак - Любовь поэтов Серебряного века Страница 20

Николай Владимирович Недоброво был другом и вдохновителем поэтов начала века. С Ахматовой его связывала тесная дружба. Однажды она даже сказала о поэте: «А он, может быть, и сделал Ахматову». Анна Андреевна считала, что его статья в журнале «Русская мысль» наиболее точно отражает суть ее поэзии: «Нельзя сказать об Анне Ахматовой, что ее поэзия – поэзия несчастной любви. Такие сильные в жизни, такие чуткие к любовным очарованиям женщины, когда начинают писать, знают только одну любовь. Мучительную, болезненно-прозорливую и безнадежную».

В 1914 году Недоброво познакомил Ахматову со своим давним и самым близким другом Борисом Анрепом. Вскоре между ними начался роман, и к весне следующего года Анреп вытеснил Недоброво из ее сердца и стихов. Недоброво переживал двойную измену болезненно и навсегда разошелся с любимым и высоко ценимым до сей поры другом. Анреп использовал каждый отпуск или командировку с фронта, чтобы увидеться в Петрограде с Ахматовой. В один из дней Февральской революции он, сняв офицерские погоны, с риском для жизни прошел к ней через Неву. Он сказал ей, что уезжает в Англию, что любит «покойную английскую цивилизацию разума, а не религиозный и политический бред». Они простились, Анреп уехал в Лондон, а в 1923 году Ахматова написала:

Тому прошло семь лет. Трагический октябрь,Как листья желтые, сметал людские жизни,А друга моего последний мчал корабльОт страшных берегов пылающей отчизны.

По словами Анатолия Наймана, Анреп стал для Ахматовой чем-то вроде «трубадурской „дальней любви“, вечно желанной и никогда не достижимой. За границей он получил известность как художник. В 1965 году, после чествования Ахматовой в Оксфорде, они встретились в Париже. Вернувшись оттуда, Ахматова сказала, что Анреп во время встречи был деревянный, кажется, у него не так давно случился удар»: «Мы не поднимали друг на друга глаз – мы оба чувствовали себя убийцами».

А были в судьбе Ахматовой и люди, соприкосновение с которыми, по словам некоторых исследователей, даровало ее «центральной судьбе возможность быть тем, чем она для нас впоследствии стала». Николай Пунин так и писал: «Я благодарен ей за то, что она сделала мою жизнь второстепенной. И как хорошо, что я был вторым. Я по ней знаю, по той величественной тени, которую она кидала на меня, как трудно и опасно быть первым». Блестящий художественный критик, исследователь, музейный работник, он оставил в наследство работы по византийскому и древнерусскому искусству, японской гравюре, русским художникам. Но самое, пожалуй, ценное – дневники и письма, собранные уже после его смерти. В основе книги – около трех десятков пунинских тетрадей: дневниковые записи, фрагменты статей, письма, уникальные фотографии, большей частью самой Ахматовой, сделанные Пуниным. Они прожили вместе мучительную – в страсти и сомнениях – жизнь. А в результате: «Ан победила в этом пятнадцатилетнем бою». Ан, Акума – так ласково называл Пунин Ахматову. Любовь и преклонение перед ней – сквозь самые чистые, светлые страницы книги: «зачем я и она в разных телах», «мне физически больно, когда ты больна», «Анна, имя милое… какая во мне сейчас тишина… зову тебя, зову по имени, и мне становится все тише и спокойнее», «знаешь что, Ан, милый, на вопрос: могу ли я без тебя? – я бы ответил – без тебя не бываю», «неужели же эта любовь нечиста? Какая же тогда чиста?», «люблю, какая ты есть», «мир мой люблю тобою», «будь только жива»… Пунин был арестован в 1949 году и в 1953 году умер в лагере. У Ахматовой хранилась фотография ровного поля, утыканного геометрически правильными рядами табличек: колышек с прибитой фанерной дощечкой и на каждой номер и еще несколько цифр… Лагерное кладбище, предположительно то место, где зарыто тело Пунина.

Судьба Ахматовой была полна горя и лишений. Сама поэтесса не была в заключении или изгнании, но репрессиям были подвергнуты трое близких ей людей (единственный сын Лев Гумилёв провел в лагерях более 10 лет):

Эта женщина больна,Эта женщина одна,Муж в могиле, сын в тюрьме,Помолитесь обо мне.

По воспоминаниям современников, при общении с Ахматовой возникало отчетливое ощущение трех временных потоков, как будто перед вами появлялись тени людей, почти материализующихся в ее памяти. Ее поэзия была также полна «чужих голосов». Одно время среди литературоведов даже началась настоящая охота за цитатами в ее стихах, и дело выглядело беспроигрышным почти всегда. Кажется, что Ахматова читала все. Как вспоминал Корней Чуковский, «свою каждую любимую книгу она читала и перечитывала по нескольку раз, возвращаясь к ней снова и снова… Ее отзывы о книгах, писателях всегда восхищали меня своей самобытностью. В них сказывался свободный, проницательный ум, не поддающийся стадным влияниям. Даже не соглашаясь с нею, нельзя было не любоваться силой ее здравого смысла, причудливой меткостью ее приговора». Не менее едкими и остроумными были любые комментарии поэтессы. Например, когда сосед Ахматовой, молодой актер «Современника» Борис Ардов, проходил мимо из ванной с «Братьями Карамазовыми» под мышкой, она могла с деланым видом бросить собеседнику: «Вы видели? Достоевский!» На удивленный вопрос: «И что?» – продолжала: «Как что? Маяковский за всю жизнь не взял в руки ни одной книги, потом вдруг прочел „Преступление и наказание“… Чем это кончилось, вы знаете».

И, конечно же, жизненный уклад Ахматовой был далек от быта. По словам Корнея Чуковского, поэтесса Анна Андреевна «не расставалась только с такими вещами, в которых была запечатлена для нее память сердца. То были ее „вечные спутники“: шаль, подаренная ей Мариной Цветаевой, рисунок ее друга Модильяни, перстень, полученный ею от покойного мужа, – все эти „предметы роскоши“ только сильнее подчеркивали убожество ее повседневного быта, обстановки: ветхое одеяло, дырявый диван, изношенный узорчатый халат, который в течение долгого времени был ее единственной домашней одеждой. То была привычная бедность, от которой она даже не пыталась избавиться… В 1964 году, получив премию Таормино, она закупила в Италии целый ворох подарков для своих близких и дальних друзей, а на себя истратила едва ли двадцатую часть своей премии».

Николай Недоброво

1882 – 1919

«Победившее смерть слово»

Николай Недоброво – близкий друг Анны Ахматовой, один из лучших критиков ее произведений. Ему посвящены несколько стихотворений поэтессы и отступление в «Поэме без героя», заканчивающееся:

Разве ты мне не скажешь сноваПобедившее смерть словоИ разгадку жизни моей?

Ахматова говорила, что Недоброво считал себя «одной из центральных фигур в картине, которая впоследствии была названа Серебряным веком, был уверен, что его письма будут изданы отдельными томами».