Александр Кацура - Дуэль в истории России Страница 20

Когда они тяжело отваливаются, на полу остается одно тело — бездыханное тело императора Павла. Царь-рыцарь, вызывавший на дуэль всех монархов Европы, погиб в условиях, весьма далеких от дуэльных. Позже возникает легенда (упомянутая Пушкиным) о белом шарфе, оборвавшем жизнь государя.

Когда 23-летний наследник узнает о случившемся, он в гневе и растерянности восклицает: «Как вы посмели? Я этого никогда не желал и не приказывал!»

Император Александр I.

Его бьет крупная дрожь, в полуобмороке он валится на пол. «Сейчас не время, государь, жестко говорит генерал-губернатор Пален, — 42 миллиона человек ждут вашей твердости». Александр поднимается. Выходит в залу, где толпятся офицеры гвардии Семеновского полка. Говорит бескровным голосом: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет, как при бабушке». Со всех сторон раздаются приветственные возгласы, крики «Ура!».

Позже Герцен скажет язвительно: «Александр велел убить своего отца, но не до смерти».

Давно нет Ломоносова, но в России место первого поэта занимает Гаврила Романович Державин, который некогда, будучи еще 19-летним гвардейцем, принимал участие в перевороте в пользу Екатерины. Павел проявил немалое доверие к государственному поэту, назначив его коммерц-президентом и финанс-министром. Должностные обязанности свои поэт исполняет усердно и честно. Однако это не мешает ему немедленно по воцарении Александра воскликнуть:

“Век новый!Царь младой, прекрасный…”

Как все-таки российские люди, при всем своем консерватизме — или это миф? — любят смену власти, приветствуютмолодые силы на верховном престоле, даже если это силы неоперившиеся, подчас забывая саркастическое рассуждение Никколо Макиавелли: «Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого». Впрочем, и правило Макиавелли знает исключения. При Александре хуже не станет. Во всяком случае, дворянству. Что же касается русской культуры, то она продолжит свой стремительный взлет. Позднее даже возникнет термин — Золотой век. Только не будем забывать, что это золотой век именно дворянской культуры. Исчезновение этого сословия в российских пределах заметно скажется на состоянии русской культуры. Но это будет век спустя.

Итак, в ночь переворота, едва ли не над трупом отца, Александр I заявил, что отныне все будет «как при бабушке», то есть как при Екатерине, и эти слова вскоре воплотились в Манифест, возвращающий дворянству отнятые Павлом права.

Дворянство ожило. Его подъем совпал с войнами, которые заметно изменили Россию. После победы над Наполеоном они столичное, ни провинциальное общество уже не походили на прежние. А офицерство, отравленное» нравами и обычаями Парижа, невероятно изменило армию.

Александр, сын своего отца в большей, быть может, мере, нежели внук собственной бабушки, не лишен был некоей приязни к рыцарству, но на свой лад. Интереса к мальтийским рыцарям он не проявил (в 1817 году орден Святого Иоанна Иерусалимского в России он вообще упразднит), но благородную воинственность в среде собственных дворян поддерживал со рвением. В частности, это сказалось в его более чем терпимом отношении к дуэльным эпизодам, количество которых за времена его царствования непрерывно возрастало. Сказалось это и на отношении Александра к его главному военному противнику — Наполеону Бонапарту.

Позади Аустерлицкое сражение, позади заключенный в Тильзите мир, когда два императора обнялись на переправе через Неман. Но вот наступило лето 1812 года, огромная армия Наполеона подошла к русским пределам, переправилась через Березину. Похоже, что император Александр рассматривает начавшуюся кампанию как своеобразную дуэль двух народов.

Вот отрывки из его писем первого дня войны:

Александр I Наполеону I

Вильно, 13(25) июня 1812 г.

«Государь брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к в. в-ву, Ваши войска перешли границы России… если в намерения в. в-ва не входит проливать кровь наших народов… и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что все происшедшее не имело места и достижение договоренности между нами будет еще возможно. В противном случае в. в-во вынудите меня видеть в Вас лишь врага, чьи действия ничем не вызваны с моей стороны. От в. в-ва зависит избавить человечество от бедствий новой войны».

Из Приказа Александра I по Русской армии

Вильно, 13(25) июня 1812 г.

«Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений (выделено мною. — А. К.), при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войска наши…

Французский император нападением на войска наши при Ковно открыл первый войну. И так, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается нам ничего иного, как, призвав на помощь свидетеля и защитника правды, всемогущего Творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На начинающего Бог.

Александр I председателю Комитета министров Н. И. Салтыкову

Вильно, 13(25) июня 1812 г.

«Граф Николай Иванович! Французские войска вошли в пределы нашей империи. Самое вероломное нападение было возмездием за строгое наблюдение союза. Я для сохранения мира истощил все средства, совместные с достоинством престола (выделено мною. — А. К.) и пользою моего народа. Все старания мои были безуспешны. Император Наполеон в уме своем положил твердо разорить Россию. Предложения самые умеренные остались без ответа. Незапное нападение открыло явным образом лживость подтверждаемых в недавнем еще времени миролюбивых обещаний. И потому не остается мне иного, как поднять оружие и употребить все врученные мне провидением способы к отражению силы силою. Я надеюсь на усердие моего народа и храбрость войск моих. Будучи в недрах домов своих угрожаемы, они защитят их с свойственною им твердостию и мужеством. Провидение благословит праведное наше дело. Оборона отечества, сохранение независимости и чести народной (выделено мною. — А. К.) принудили нас препо ясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем…»