Жозеф Кессель - Армия теней Страница 20

Жан-Франсуа слегка приподнялся на локтях. Все мысли в нем временно приостановились. Он был уверен, что услышал какое-то движение со стороны скал, прикрывавших бухту слева. Этот человек должен был превосходно знать местность. Он не издавал никакого звука, слышен был только плеск воды, накатывающейся на гальку. Теперь тишина была снова совсем полной. И как раз сейчас с минуты на минуту должен был быть дан световой сигнал в ночной темноте. Этот неизвестный наблюдатель не должен был ни в коем случае его увидеть. Жан-Франсуа пополз вдоль берега. В руке у него была резиновая дубинка. Закопавшись в песок, легкий и скользкий как змея, Жан-Франсуа быстро добрался до изгиба бухты. Там между двух каменных глыб он увидел еще что-то — неподвижную, но слегка более серую тень. Это был человек.

Жан-Франсуа уверенно сжал в ладони дубинку. Удар по голове не убьет нежданного наблюдателя, но заставит его проспать до рассвета.

Жан-Франсуа продвинулся еще на несколько дюймов. Цель была совсем близка, и он напряг мускулы. Но тут человек исчез за камнем, и Жан-Франсуа услышал приглушенный голос:

— Без глупостей. Я вооружен.

Две маленькие волны одна за другой накатились на берег. Потом голос спросил (и Жан-Франсуа почувствовал, что этот человек привык к власти):

— Что вы здесь делаете в это время?

— А вы? — отозвался Жан-Франсуа, готовясь перепрыгнуть через камень.

— Я деверь Огюстины Вьелла, — сказал невидимый собеседник. Жан-Франсуа расслабился и пробормотал:

— Нашей фермерши?

Человек вышел из своего укрытия.

— Я решил пройтись по берегу и посмотреть, все ли в порядке с отправкой.

— Ну и как? — спросил Жан-Франсуа.

— Прекрасно, — ответил человек. — Жандармский патруль уже проехал сверху по дороге. Бошей здесь мало. и они не знают местность. Они доверяют таможне!

— А что с таможней?

— Что с ней? — сказал человек. — Это чертовски хорошо. — Таможня — это я. Я старший таможенный офицер всего сектора.

— Я скажу, что это хорошо! — сказал Жан-Франсуа. И спрятал дубинку обратно в карман.

Искры голубоватого света поднялись над водой, вспыхнули и исчезли. Жан-Франсуа увидел сигнал и сразу же встал на ноги. Почти мгновенно на тропе, спускавшейся с дороги к бухте, послышались тяжелые неуклюжие шаги. Было так тихо, что Жану-Франсуа показалось, что звук каждого шага слышен по всей Франции. Он сжал рукоятку дубинки и снял с предохранителя револьвер, лежавший у него в кармане. Его приказ гласил — обеспечить безопасность отплытия любой ценой.

Через несколько минут возникли две тени и скользнули по песку.

— Садитесь в лодку, — сказал один из людей.

Жан-Франсуа узнал голос Бизона.

Он столкнул ялик в воду, держа его настолько близко к берегу, как было можно, и использовал всю свою силу, чтобы удерживать его на месте.

Напротив, пассажир взобрался в нее так неумело, что ялик едва не перевернулся.

— Он точно не тренировался в добровольческом корпусе, — нетерпеливо подумал Жан-Франсуа. Он выровнял ялик и взялся за весла.

— Удачи, шеф, — прошептал Бизон.

Только сейчас Жан-Франсуа вспомнил, кто такой этот неуклюжий пассажир. И та неопытность, которую шеф показал перед лицом стихии, показалась ему теперь бесконечно трогательной и достойной уважения.

— Если бы он был таким как я, он не был бы большим шефом, — подумал про себя Жан-Франсуа.

Он больше ни о чем не думал, а только греб как можно быстрее и как можно тише. Пассажир сидел на своей скамье.

Сигнальная ракета вспыхнула снова. Расстояние, которое следовало пройти, было немалым. Но руки Жана-Франсуа двигались взад и вперед как хорошо смазанные поршни мотора. Наконец, на горизонте, уже совсем близко, показалась расплывчатая тень. В последний раз взмахнув веслом, Жан-Франсуа развернул лодку и подвел ее к стальному корпусу субмарины, лишь слегка возвышавшемуся над водой.

Кто-то на ее борту наклонился вперед. Яркий луч мощного фонаря внезапно залил светом всю лодку. В первый раз за всю эту ночь два человека в ней увидели друг друга в лицо. Тот, который с трудом смог встать со скамьи, сказал приглушенным голосом:

— Боже мой, маленький Жан, разве это возможно?

И Жан-Франсуа узнал своего старшего брата.

— Шеф, — заикнулся он. — Послушай, как.

Свет погас. Ночь стала темнее, чем раньше, совсем непроницаемой. Жан-Франсуа шагнул вслепую. Когда он дотронулся до брата, того уже подымали вверх невидимые руки. Подлодка отошла в сторону и погрузилась.

Инстинктивно Жан-Франсуа направил свою лодку по кильватерному следу, оставленному подлодкой, увозившей его брата. Внезапно его оставили силы, и он поднял весла. Ялик медленно дрейфовал. Жан-Франсуа не имел понятия, сколько времени ему понадобилось, чтобы понять и поверить в то, что случилось.

Этот отъявленный Святой Лука, — пробормотал он, наконец, — ну и семейка…

Потом он рассмеялся и, тихо напевая, погреб по темному морю в сторону берега.

«Это прекрасные люди»

Ужин был при свечах. Это были высокие тонкие свечи цвета чайной розы. Старая леди никогда не пользовалась другим освещением, принимая гостей. Для ее друзей она все еще выглядела похожей на свои портреты, развешанные по стенам и написанные во времена короля Эдуарда VII. Дом выходил на площадь Белгрэйв-Сквэйр. Бомбардировки разрушили немало домов в окрестностях, но старая леди постоянно отказывалась покинуть свое жилище. Ее слуги были освобождены по возрасту от военной службы, и она могла поддерживать свое хозяйство и обеспечивать его нормальным питанием, потому не отказывалась от старых привычек. Одной из них, выработанной еще во времена Антанты, было устраивать встречи с известными французами Лондона. Не предупреждая ее, они, в свою очередь, могли в последний момент приводить новых гостей. Мой сосед за столом был одним из таких людей.

Он только что прибыл из Франции. Он не знал никого за этим столом, за исключением друга, который, представив его, уселся на другом конце стола. Беседа была оживленная и блистательная, но касалась людей и фактов, с которыми он был совершенно не знаком. Он слышал слова, но не язык. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, как путешественник, попавший на неизведанный берег, законы и привычки которого ему совершено не знакомы.

Это меня не удивляло. Я был сам точно в такой же ситуации. Наше схожее состояние и одиночество естественным образом привлекли меня к нему. За исключением гривы седеющих волос и высокого массивного лба, в его чертах читались простота и благородство, делавшие его лицо очень привлекательным. У него были светлые немного усталые глаза, по очереди останавливавшиеся на цветах, украшениях на стене, пожилых слугах, канделябрах, с вниманием, одновременно изучающим и восхищающимся. В нем можно было почувствовать постоянное присутствие медитации, но также и склонность к причудам, и глубокую искренность. Его характер и его занятия, несомненно, ограждали его от трудностей и хлопот повседневной жизни. Профессор… Ученый из лаборатории… Может быть, ботаник…