Времени тонкая нить. Кирилл Лавров - Михаил Константинович Зарубин Страница 21

Нем забуду и нашу с Лавровым пресс-конференцию, которая проходила в канун трехсотлетия города. Мероприятие такого рода сто столь именитым участником у меня было впервые. Волновался, как никогда раньше. Поводом для большого разговора с журналистами послужили наши совместные с театром дела: строительство студийного корпуса, сдача жилого дома для актеров, сорокалетний юбилей треста и дальнейшие планы. Суть дела я понимал просто. У нас была редкая возможность прекрасной рекламы среди потенциальных покупателей и инвесторов, если толково организовать этот разговор. Главное — привлечь как можно больше журналистов и хорошо представить трестовские «ноу-хау». На Лаврова, как на премьеру, журналисты пойдут плотными рядами, это ясно. А дальше — все сложится само собой. Мы же — 47 трест! Нам есть что сказать! У нас будут строительные новости из первых рук, особые мнения по проблемам производства, новаторский опыт возведения студийного корпуса БДТ, поставленного на шестнадцатиметровые сваи в кисельном грунте, и так далее…

Лавров, для которого встречи с журналистами всегда были частью актерской и театральной работы, предупредил, что все не так просто. Самое рудное в общении с разного рода СМИ — это как раз такие собрания. Когда интервью один на один — проще. Быстро можно приноровиться к собеседнику, понять, насколько он информирован, о чем можно рассказать подробней, чтобы ничего не перепутал, о чем можно короче, о чем вообще не говорить, как вывести на нужные тебе вопросы. Если вопросов много, и все от разных людей, нужна быстрая реакция, желательно остроумная. И непременно точная. Долгие и заунывные ответы не приветствуются, пишущая братия их плохо слушает. Вообще надо внимательно следить за реакцией журналистов и действовать по обстановке. Важна импровизация, игра. Что получится из этой игры — об этом расскажут, покажут и напишут журналисты. Надо быть готовым к неожиданностям. В том числе и неприятным. Это издержки многолюдных пресс-конференций.

Выслушав внимательно рекомендации Кирилла Юрьевича, я их тут же забыл, как только мы оказались за столом перед довольно большой и шумной аудиторией журналистов основных городских изданий, радио и телевидения.

Лавров многих знает, машет им, кивает. Начав конференцию сразу, без предисловий сообщает, что в новом здании, во дворе театра планируется размещение учебной студии, в которой начнет заниматься совместный актерско-режиссерский курс при театре. Студенты будут учиться в театральной Академии, а по окончании им будет выдаваться диплом государственного образца. И тут же вводит в роль меня:

— За все сделанное я благодарю руководителя сорок седьмого треста Михаила Константиновича Зарубина. Это его идея — построить корпус. Это все он…

Я поднимаю руки, пытаюсь протестовать, но Лавров, улыбаясь, повторяет:

— Он, он… И я рад, что дожил до этого. В Театральном институте мы часто не можем найти то, что нужно актерской труппе БДТ. Руководители курсов берут лучших студентов, а нам достаются остатки. Теперь мы распорядимся сами. А курс в студии будет вести известные петербургский режиссер Григорий Дидятковский…

Потом Лавров, между делом, посетовал: накануне юбилея города, да и задолго до него, питерские власти совершенно не помогали товстоноговской сцене, ссылаясь на то, что театр находится в федеральном подчинении. А министерских денег долго ждать. Тогда и обратились к 47-му тресту…

Зачин у Лаврова получился прекрасным. После чего я изготовился: сейчас мой черед, окажусь в центре внимания и посыпятся вопросы. Они и посыпались, только не мне, а опять Лаврову, и совсем не по теме конференции:

— Кто ваш преемник? Лавров, хитро улыбаясь, отвечал:

— Я уже десять лет думаю об этом. Сложно найти такого человека. Советом старейшин, в который входят актеры, долгие годы работающие в театре и имеющие право определять его судьбу (среди них — Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили, Андрей Толубеев) предложено создать структуру, в которой Григорий Дидятковский займет пост главного режиссера, я же сохраню место художественного руководителя театра. А потом, со временем, он, возможно, станет и во главе театра…

Надо сказать, что так все и произошло, только главным режиссером был назначен Темур Чхеидзе. Чему, кроме прочего, поспособствовала и публикация в одном серьезном издании после нашей пресс-конференции.

Между тем, добрались и до меня. Спросили о сорокалетии треста, которое мы отпраздновали в Большом драматическом. Это был прекрасный повод рассказать не только о празднике, но и о наших делах. А тресту есть чем гордиться. Нас в городе знают. Поэтому в юбилейные торжества в театре был аншлаг. Среди гостей — председатель Госстроя страны, руководство города. Приветствия — от Госдумы, Совета Федерации. За свои сорок лет трест построил для страны и города много чего, о чем не грех напомнить. А уж театральная студия — это и вовсе инновационная стройка… Я увлекался все больше. Но тут, воспользовавшись паузой в моем эмоциональном повествовании, заговорил Лавров:

— Я теперь все больше бываю на стройках, открывая для себя много нового. Строители — великая профессия. Ну, а сорок седьмой трест и Михаил Константинович Зарубин — это, смею утверждать, судьбой и временем проверенные друзья…

Потом мы так попеременно и говорили, и наш дуэт по-моему, хорошо слушали. Уже после пресс-конференции Лавров резюмировал: «Держался ты молодцом, но нельзя долго говорить на одну тему, даже о чем-то интересном. Внимание все равно ослабевает. Это психология…»

На следующее утро, купив газеты, я приготовился к чтению вариаций своего рассказа о необыкновенной театральной стройке, где нами были проявлены чудеса строительной изобретательности. И прочел: «Во дворе театра действительно появилось новое здание из серых плит газобетона с несоразмерно огромными арками на высоту двух этажей и тремя этажами над ними. Фуры, которые доставляют декорации, должны будут проезжать под этими арками к корпусу хранения декораций. Этим объясняется странное архитектурное решение здания, которое как бы нависает на столбах над и так небольшим двориком театра».

И вообще, большего внимания газетчиков удостоились театральные истории а не строительные, хотя многие из тех и других были вполне дельными. Что касается замечания насчет «странного архитектурного решения», прав лавров. Можно сколько угодно возмущаться: вы неправильно меня поняли. Но поздно — поняли, как написали…

У Кирилла Юрьевича было место, где он больше всего любил бывать — Вырица. Мы гуляли в зеленом лесу вдоль Оредежи, рядом с дачей, и лавров рассказывал мне историю этого дивного места, которому он не изменял никогда, хотя получал приглашения жить в Комарово, Репино. Поселок растянулся вдоль железнодорожного полотна и реки почти на пятнадцать километров. Одних улиц почти триста. Его название произошло от русского слова «вырь», что означает пучина, омут, просвещал меня лавров. Первыми жителями были четыре семьи