Пушкин - Иона Ризнич Страница 21

О наслажденьях дикой неги;

Воспоминают прежних дней

Неотразимые набеги…»

Поправив здоровье, путешественник отправился к берегам реки Кубани, оттуда – на Таманский полуостров. «Видел я берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими казаками. Вечно верхом; вечно готовы драться; в вечной предосторожности! Ехал в виду неприязненных полей свободных, горских народов», – писал Пушкин[43], – «С полуострова Таманя, древнего Тмутараканского княжества, открылись мне берега Крыма». Известие о том, что легендарное русское княжество находилось на Таманском полуострове, стало сенсацией конца XVIII столетия. В 1792 году на Таманском городище найдена была мраморная плита с русской надписью 1068–1069 годов, в которой упоминалась Тмутаракань. Пушкину наверняка показывали этот камень, на котором было написано: «Въ лето 6576 (1065), индикта 6, Глебъ князь мерилъ море по леду, от Тмутаракани до Керчи 30054 сажени».

Пушкин в Крыму

В Тамани путешественникам пришлось задержаться на три дня из-за сильной бури на море, а потом они переправились в Керчь. Поэт оставил нам яркие и выразительные описания мест, где он побывал, и людей, с которыми встретился. Развалины древнего Пантикапея не произвели на него большого впечатления: «Морем приехали мы в Керчь. Здесь увижу я развалины Митридатова гроба, здесь увижу я следы Пантикапеи, думал я – на ближней горе посереди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных – заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни – не знаю. За несколько верст остановились мы на Золотом холме. Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею, – вот все, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками»[44]. И действительно, всего лишь несколькими годами позднее начались раскопки, открывшие миру невероятные сокровища древних скифов.

В Феодосии, а точнее – в пригороде, Раевские остановились в доме Семена Михайловича Броневского, человека замечательного, в прошлом – губернатора Феодосии. Броневский собрал большую коллекцию феодосийских древностей, на основе которой позднее был создан Краеведческий музей. Увы, современники не отблагодарили Броневского, а напротив, обвинили его в растрате и завели на него дело – совершенно необоснованно. Удалившись от дел, старик жил небогато, ухаживая за садом, который он разбил на берегу моря.

В черновиках Пушкина сохранился сделанный им рисунок Золотых ворот – скалы в море у горы Карадаг причудливой формы, напоминающей арку. Современное название связано с цветом этой скалы: она почти целиком покрыта золотистыми лишайниками. Во времена Пушкина считалось, что проход в скале ведет в преисподнюю. И называли скалу не золотой, а Шайтан Капу – Чертовы ворота.

Из Феодосии Раевские морем отправились «мимо полуденных берегов Тавриды» в Гурзуф. «Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения»[45].

Раевские поселились в доме дюка Ришелье – единственном европейском строении на всем Южном берегу. Об этом удивительном доме вспоминают почти все путешественники позапрошлого века, побывавшие в Крыму.

Герцог Эммануил Осипович де Ришелье, знаменитый дюк Ришелье, памятник которому стоит на площади в Одессе, был вторым губернатором Новороссийской губернии. В Крыму, в Гурзуфе, в устье реки Авинды он заложил парк, выстроил особняк в греческом стиле. Праздник по случаю новоселья длился дней пять, а потом хозяин дома покинул усадьбу навсегда, однако неизменно держал дом готовым для встречи гостей.

Там Пушкин и Раевские пробыли несколько недель, наслаждаясь морем. «В Гурзуфе, – писал Пушкин, – жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностию … Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря, – и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество»[46]. Этот кипарис сохранился до сих пор, дереву более 170 лет. По легенде, когда Крым захватили фашисты, они намеревались срубить пушкинское дерево, но садовник перевесил табличку с пушкинского кипариса на соседний – и фашисты срубили его.

Есть в Гурзуфе и другое дерево, «видевшее» Пушкина, это старый платан в парке. Живя в Гурзуфе, поэт часто совершал прогулки вдоль побережья и в горы, ездил верхом к вершине Аю-Дага.

Попрощавшись с гостеприимным Гурзуфом, женщины напрямик отправились в Симферополь, где поселились в усадьбе губернатора Бороздина. А мужчины совершили путешествие верхом через знаменитую Шайтан-Мердвен – Чертову Лестницу – древнюю ступенчатую тропу, частично природного происхождения, частично – рукотворную: кое-где сохранились остатки подпорных стен. Путь этот был нелегок. Тропа образована ступенями, высеченными в камне, которые довольно широки, но находятся далеко друг от друга. На протяжении шестисот метров лестница делает более сорока крутых поворотов. Но молодому Пушкину тяготы пути были в радость: «по горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно, и казалось каким-то таинственным восточным обрядом»[47], – писал он.

Заночевали путники в Георгиевском монастыре, основанном еще в 891 году моряками, уцелевшими после бури. Монастырь этот расположен на мысе Фиолент на крутой скале. Пушкин посетил развалины храма древней богини крымских тавров – Девы, которую греки отождествляли с Артемидой. Эти развалины традиция прочно связала с именем героини трагедии Еврипида Ифигении – дочери царя Агамемнона. Агамемнон, отправляясь в поход на Трою, вынужден был принести в жертву богам самое дорогое – собственную дочь. Богиня Артемида в последний момент пожалела царевну и подменила ее ланью, а Ифигению перенесла в Тавриду, где та стала жрицей в храме Девы. Во времена Пушкина в этих местах уже начались первые археологические раскопки, имевшие целью подтвердить или опровергнуть легенду. Но у Пушкина сомнений не было!

«К чему холодные сомнения?

Я верю, здесь был грозный храм.

Где крови жаждущим богам

Дымились жертвоприношенья…»

– писал поэт.

Тавры, в древности населявшие Крым, действительно приносили в жертву захваченных в бою пленников или даже случайно попавших им в руки путешественников. Кровожадные тавры отрубали несчастным головы, тела сбрасывали в море, а головы водружали на шесты и устанавливали над дымоходами. Пушкин наверняка читал и трагедию Еврипида, и книгу античного путешественника Геродота, описавшего все эти страшные обычаи.

Перевалив через горы, Пушкин с друзьями доехали, наконец, до Бахчисарая – древней столицы Крымского ханства. Во времена Пушкина Бахчисарай еще сохранял вид самого настоящего восточного города. Все дома были в два этажа, окнами во двор, с балконами, деревянными решетками, зелеными внутренними двориками. Вся его жизнь сосредоточивалась на