Антон Борисов - Кандидат на выбраковку Страница 21

Но я не люблю когда меня берут за горло. Да, я организовал для себя «запасной выход». Но потому он и запасной, что может не пригодиться. Никогда. Потому что мой сознательный выбор всегда был один — жизнь, а «неприкосновенный запас» — это на случай катастрофы. Которой, пока, не было.

Мою смерть вряд ли кто заметит. Для родных я уже мертвый, а государству, вообще по-фигу, хотя когда пришел срок идти его защищать — не только завалило меня повестками, сам военком прибежал, почесывая задницу, проведать «хитрожопого инвалида». Так какой резон мне умирать? У Смерти вариантов нет.

А Жизнь дает мне шанс. Шанс на успех. И я очень хочу попробовать его на вкус, оказаться в гуще событий, участвовать в них, влиять на них, и, по возможности ни от кого не зависеть. Не хочу быть обосранным пассивным зрителем, сваленным в вонючую лужу на обочине — не для этого я родился.

И главное: жить мне или остановиться — буду решать только я сам. Советчикам, просьба не беспокоить.

Через неделю Иван выписывался. Поговорив с женой, он определился. Операция, пока она не являлась жизненно необходимой, откладывалась «на потом». Ему дали направление приехать через полгода, на обследование. Окончательно поняв, что едет домой, парень очень обрадовался.

Все произошло примерно также, как и в тот вечер, когда Иван решил поговорить о целесообразности моей жизни. Мы были в палате одни, когда, совершенно неожиданно, Иван встал со своей кровати и подошел ко мне.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, садясь ко мне на кровать.

Это меня удивило.

— О чем?

За все время, проведенное вместе с нами, я успел заметить, что Иван брезговал мной. Подавая мне что-нибудь по моей просьбе, он всегда старался сделать это так, чтобы ни в коем случае не коснуться меня. Тем более, он старался не приближаться ко мне, если в этом не было крайней необходимости. На мою кровать он сел впервые.

— Я хотел у тебя занять денег, — голос у него был просительный. Сделав небольшую паузу, он добавил: — На билет до Тюмени.

— У тебя же есть деньги?! — удивился я.

— Нет. Я все растратил.

Вообще-то, это было не мое дело, но об одолжении он просил меня, поэтому, я все же решил спросить: — На что ты мог это растратить? У тебя же было несколько сотен. Ты же сам показывал нам.

— Было. А сейчас нет, — в голосе его появилась злость.

— У меня есть немного денег. Но, это все что у меня есть и взять мне больше неоткуда.

— Я знаю. Ты не переживай. Я, как приеду домой, сразу тебе деньги вышлю, — он говорил уверенно, и я проникся ощущением, что проблем с возвращением не возникнет.

— А ты что, не мог жену попросить тебе деньги выслать? — отдавать последнее, что у меня было, не очень-то и хотелось. Что-то меня напрягало. Но Иван просил о помощи и отказать значило еще раз подтвердить его рассуждения о моей «бесполезности».

— Пока она мне пришлет, пройдет дня два или три. К тому же, когда я с ней разговаривал, она сказала, что сейчас в семье с деньгами проблемы. Я не работаю. Уезжая, я оставил ей денег, но за полтора месяца она все потратила. Дети все же.

Он меня убедил. В конце концов, чем я рисковал? Не могло же случиться так, чтобы он меня обманул. Он ведь на хорошо оплачиваемой работе работает.

— Возьми у меня в сумочке, — я указал на тумбочку. — В верхнем ящике. Только, у меня всего семьдесят пять рублей и больше нет.

— Да, да! Я знаю, — он открыл ящик и вытащил из сумочки все деньги, которые у меня были.

— Ты мне, правда пришлешь? — еще раз я переспросил, надеясь, что по моему вопросу он поймет, насколько это для меня важно.

— Конечно, пришлю. Не переживай!

— Пожалуйста, пришли! Не обмани! Мне взять не у кого. А мне тоже скоро домой нужно будет ехать. Я и так, за эти два года, ни копейки не потратил, — я вдруг обнаружил в своем голосе умоляющие нотки. Видимо тоже самое заметил и Иван.

— Ну, что ты ноешь? — раздраженно поморщился он. — Конечно, верну. Для меня это — копейки. Ты что думаешь, я из-за копеек стану кого-то обманывать?

После его слов, я окончательно успокоился. В конце-концов, он был мужчина, нефтянник, северянин, глава большой семьи. Мужики слово держат.

Иван уехал. Перед тем, как распрощаться, он оставил мне свой домашний адрес. На тот случай, если понадобиться написать ему письмо, с напоминанием о долге. «Но, ты не переживай. Писать письмо не придется. Деньги я пришлю без напоминания», — заверил он на прощание.

Happy birthday to you!

По странному совпадению, мое переселение в другой мир было назначено и предпринято в день моего рождения. Мне исполнялось двадцать три, и происходило это 23 августа 1988 года. Вместо поздравлений и именинного пирога меня ждала дорога в мой ад.

Август в Астрахани — жаркий месяц. А ехали мы часа два с половиной. Самое ближайшее для меня место «по профилю» оказалось в сельской местности, в Камызякском районе, в поселке Волго-Каспийском. Волго-Каспийский дом-интернат для престарелых и инвалидов. Поездка получилась мучительной, с двумя паромными переправами. Если учесть то, что в том году я перенес две операции и еще не вполне от них оправился, если учесть, что дороги в Астрахани оставляют желать лучшего до сих пор, а тогда это было… Каждый толчок на кочках и ухабах отдавался болью… Если добавить августовскую жару… В общем, поездка была настоящей пыткой.

Доехали мы к полудню. Жаркое солнце прокалило насквозь машину. Все мое белье было мокрым от пота, кожа невыносимо чесалась, от тряски ныл позвоночник, вдобавок разболелась и голова. Медсестра, сопровождавшая меня, пошла искать, кто бы меня принял.

Минут через пятнадцать вернулась. Врача не было. Никого не было. Дом-интернат находился в сельской местности и, как раз в это время, все разошлись по домам, на обед. Нужно ждать.

Прождав часа полтора, медсестра пошла снова. Вернулась она на этот раз уже через пол-часа.

— Едем назад. Не принимают.

— Почему?

Нет справки психиатра. Точнее — она есть, но нет печати удостоверяющей, что ты нормальный.

— ???

— Едем. Она сказала, так положено.

«Она сказала» и «так положено». Ключевые выражения. Спорить бесполезно. Мы поехали назад. Тем же путем, по тем же ухабам и кочкам, по той же жаре. Никто, пока мы находились на территории дома-интерната, даже не вышел ко мне, чтобы посмотреть. Не предложил воды. Да, в общем-то, я и не хотел воды. Может быть, и хотел, но в то время уже не мог думать о воде. Ни о чем я думать не мог. Было пусто. Пусто, как будто что-то выгорело и в душе, и в голове. В больницу мы вернулись часам к пяти дня. В общей сложности в этот день я восемь часов провел в раскаленной машине.