Юрий Ценципер - Я люблю, и мне некогда! Истории из семейного архива Страница 21

Целую, люблю.

Миша:

Милая моя собака!

Скоро пойду домой. Сейчас подойду к окну. Завтра постараюсь непременно лично тебя встретить и проводить домой. Но раньше 6 часов это невозможно. Так что если хочешь – подожди меня, если нет – я скажу Паше – она придет. Утром завтра в 9 ч. подойду к окну.

Ася:

ЮРА! МОЙ БОЛЬШОЙ СЫН. ВОТ И РОДИЛСЯ ТВОЙ МАЛЕНЬКИЙ БРАТ, ВОЛОДЯ. ОН ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКИЙ, КАК ТВОЯ РУЧКА ИЛИ НОЖКА. Я О ТЕБЕ ОЧЕНЬ СОСКУЧИЛАСЬ И ЗАВТРА ПРИЕДУ ДОМОЙ. ПРИХОДИ ЗА МНОЙ И ВОЛОДЕЙ В БОЛЬНИЦУ. ЗАВТРА МЫ БУДЕМ ВСЕ ДОМА, НАМ ВСЕМ БУДЕТ ОЧЕНЬ ХОРОШО И ВЕСЕЛО. ЦЕЛУЮ ТЕБЯ 100 РАЗ

ЮРА, А ТЫ МЕНЯ ЛЮБИШЬ?

Юра к этому времени уже умел хорошо читать, письмо написано для него большими буквами.

Через полгода они вчетвером отправились в Севастополь – дедушка и бабушка должны были впервые увидеть и Володю, и Юру. В Севастополе у родителей жил тогда и Тарас.

Севастопольский дед готовится к их приезду:

Очень рад, что Володя приедет. Подышит морским воздухом и погреется на солнышке. Он будет питаться хорошо. Все есть у нас. Лишь бы были монеты. Ничего, вы немного поскучаете, но зато ему в пользу будут ежедневно куриные обеды, сметана, яйца, масло, фрукты, компот. Детский сад “Связи” на Советской улице, или мы возьмем приходящую Мадам. Я здоров, настроение великолепное, план выполняю. Сейчас весь вечер слушаю из Большого театра оперу “Руслан и Людмила”. Вот наслаждение: Михайлов, Рейзин, Барсова, как будто в театре сижу.

Ася, Миша и Юра вернулись домой, нарадовавшись солнцу и морю, а Володя надолго остался у бабушки и дедушки, которые души в нем не чаяли.

Они пишут от его имени письмо в Москву:

Здравствуйте, дорогие мама и папа!

Вчера, после вашего отъезда, я спал, пока вернулись с вокзала. Меня уложили, и я проспал до четырех утра. Я хорошист. Утром ел: простоквашу, потом – кашу, пил сок, пюре, суп, кисель. Купался перед обедом и спал в комнате. Вечером опять купался. Это первый день без вас. А вы как? Крепко целую вас и братика Юрика.

О внуке частые, полные любви письма:

Володя – чудесный парень. Очень хорошо поправился, ежедневно до 8½ – 9 час. на воздухе. Аппетит неплохой у него. Бумкует, а говорить не находит нужным. На “троне” сидит самостоятельно… Просыпается в 7, 7½ час., ест простоквашу (очень ее любит). Вчера Браварский катал его на детском велосипеде (он держал руль), он был в диком восторге и не хотел слезать.

Починили ему кофтушку (в клетку), купила ему чулки, резинки. Вот ботинок не достать. Он ползает сейчас по полу, а я пишу. Никакая сила его не подымет, сколько папа его ни зовет и ни гонится за ним.

Мои дорогие!

Сегодня Володе год.

Я представляю себе, как Вам тяжело без него, желаю Вам впредь быть всегда вместе.

Быть всем здоровыми и счастливыми.

Мои родные, но как хорошо будет, когда у Вас все наладится. Сколько радостей сулит сейчас жизнь.

В 2 года отдавать в ясли его надо, так как их уже интересует жизнь. Вернее, соприкасание с себе подобными. Он замечательно крепкий, его еле удержишь на руках. Он пытается сам стоять и делать несколько шагов, но не ходит еще.

Сегодня заметил абажур (без кистей) протянул обе руки с такими восклицаниями, такой мимикой, что я помирала со смеху. Когда проснулся, пальчиком показал открыть ставни, закувыркался, загоготал.

Дед Борис продолжает:

Дорогие!

Напрасно вы беспокоитесь. Мы все здоровы. Вот нападает лень, и писать не хочется. Володя – парень на пять. Я его называю Самсон. Есть опера “Самсон и Далила”. Когда для него нет преград, он ломает колонны и прочее. Володя, стоя в кроватке, через сетку одной рукой тумбочку поднимает и опрокидывает. Он не терпит, когда на месте все лежит. Вчера купили туфли, сегодня случайно купили ботинки, теперь он обеспечен обувью. Синие брюки, красная кофточка, коричневые туфли, серые чулки, красивое лицо. Вот герой Самсон. Гуляет много и аппетит неплохой.

Вчера у нас выпал первый снег, мело и крутило, так у Володи насморк, я его не выпустила. Сегодня прекрасный день – снегу много. Вышла с Володей, катала его на санках, он все меня отправлял “иди-иди”, чтоб не брала его с саней. Вообще он становится своевольным. Ботам он очень рад. Топает по снегу.

Елена Андреевна ему принесла книжку с картинками. Он был в восторге – весь вечер смотрел, а когда она от дверей помахала ему рукой до свидания, он кинулся к ней с книгой – “на”, твоя, мол…

Дифирамбы Володе со всех сторон, а хулиган он невозможный. Если ему что или кто не нравится, он говорит “иди-иди”. Хватает под мышку книжку и бежит…

Грустно Вам всем без Володи, он замечательный… Говорит: дом, деньги, (ш)кола, ф(л)аг и др.

Узнает т.т. Сталина, Ленина.

Володя растет, хулиганит, ломает, что ни тронет. Он враг книгам, он разговаривает, но не много. Мама его хорошо понимает, а я не особенно. Гуляет. Много бегает. Рост его равен столу.

Волча вырос и хочет быть самостоятельным. Взбирается на стул, с него на стол, на подоконник.

Во дворе радиоузла бревна (пилят доски), он их хочет поднять, упадет – подымется и начинает сначала, никакого страха, так что ни на одну секунду его нельзя оставить. Весь день он в движении, не сидит ни одной минуты. Хочет быть партнером в игре в классы. Где дети, там и он, вначале они думали отвадить его, сердиться, а теперь примирились.

Брат Бориса Соломон, мечтая хоть что-то заработать, не только сочинял кафешантанные песенки, но и писал музыку на слова советских поэтов – об Октябре, Ленине, Сталине, Горьком. Плоды своих трудов он отсылал в Москву, ответов не получал, но не унывал и только просил у московских родственников прислать нотной бумаги, которую можно было раздобыть у ресторанных музыкантов.

Что касается Вашего общего сомнения в моих композиторских дарованиях, мол, стоит ли тратить время, бегать по магазинам, ходить по ресторанам, в то время когда наши гениальные классики написали столько гениальных творений… Вулкан, это все во мне есть от природы – вам подтвердят мама! Буся! Папа! Даже Володька!..

Так проходило раннее Володино детство в полутора тысячах километрах от Москвы, где его родители по горло были заняты работой, учебой и Юрой.