Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р. - Ольга Евгеньевна Романова Страница 21

Ну и зачем такая жизнь?

На волю, в пампасы! «Союзнефтеэкспорт» мог бы стать пампасами, чисто теоретически. Ну, давайте посмотрим — сидели они в здании МИДа, там прекрасная столовая, что было важно по тем голодным временам, да и вообще красиво, помпезно, глядишь, и за рубеж выпустят когда-нибудь.

Сижу, работаю. Честно работаю, стараюсь. Вдруг приезжает дядечка из Туапсе, завод там нефтеперерабатывающий. Говорит — вы там повнимательнее с нашим предприятием. А чего, я и так внимательная.

Но дядечка открывает портфель и достает оттуда чай, курицу и духи Climat. Столько богатства сразу я не видела никогда. Дядечка складывает всё это ко мне на стол и уходит, довольный и мной, и собой.

За ним закрывается дверь, и к моему столу подходит начальница отдела и молча забирает духи. Через минуту к моему столу подходит замначальника отдела и забирает курицу. А ещё через минуту местком забирает чай.

Да ну вас нафиг.

И мне надо проработать здесь тридцать лет, чтобы получить право, съездив в Швейцарию, первой забирать у девочки духи? Которых она даже не нюхала никогда.

А жизнь бурлила, бурлила — в конторе не выключалось радио, все слушали прямую трансляцию со Второго съезда народных депутатов СССР, и там такая шла борьба нового со старым, прогрессивного с советским, что сносило крышу от предчувствия перемен. А я нефть гружу и апельсины бочками.

И тут вдруг на съезде выступает прогрессивный депутат Собчак и говорит: надо бороться с кумовством и привилегиями! Причём особенно во внешнеэкономических объединениях, а это как раз мы. Мы прямо все зааплодировали ему, не сходя с рабочих мест. У нас тут сплошные сынки и дочки, кроме разве что меня.

Дня через два мне сообщили, что в связи с начавшейся борьбой с кумовством мне придётся уволиться. Я была поражена. Я-то тут при чём? В смысле нефтяных и финансовых родственников я сирота. Вон тут полконторы сынков замминистров сидит.

Ну не их же увольнять, сама подумай.

Тут картина мира для меня окончательно сложилась, и я решила прогуляться пешком от МИДа, где сидела наша контора, до Парка Культуры.

Иду понурая по кольцу, а навстречу мне мой бывший однокурсник.

— Ты чего грустная?

— Кажется, выперли.

— Так пошли к нам в молодёжную редакцию АПН! Нам нужны прогрессивные молодые экономисты.

А и пошли.

Чего только там со мной не произошло. Первая уголовка моя была именно тогда. Потому что Горбачёв разрешил уже открывать организациям валютные счета и зарабатывать валюту, но статью Уголовного кодекса СССР — ст. 88 — ещё никто и не думал отменять. Так что я под следствием побыла некоторое время, но вообще нисколько не переживала. Да пошли бы они нафиг, эти отсталые милицейские старые козлы.

Самое смешное, что они и пошли.

Да, доисторическое было время.

Нашей редакции заказывали очень нужные стране и особенно за рубежом статьи: всех интересовали экономические перемены в Советском Союзе. Доходчиво рассказать про вторую модель хозрасчета, например. И журналисты писали, матерясь. Потом приносили мне посмотреть, не наляпали ли чего. Через месяц мне надоело переписывать чужие тексты и я сказала: знаете что, давайте я сама лучше буду писать. А ещё через месяц я стала внештатным московским корреспондентом американского финансового журнала «Institutional Investor», у которого под названием было уточнение: «Библия Уолл-стрит».

Ну и, конечно, я тогда вообще для всех писала. Внезапно выяснилось, что я востребованный журналист.

И я ни разу не пожалела.

Главные мужчины

Сейчас будет про мужчин, которые у меня не состоялись. Нет-нет, не так: не случились. Потому что ой, ну вот оно само написалось — несостоявшиеся мужчины. Да полноте, голубушка, какие несостоявшиеся, сама ты несостоявшаяся, а они очень даже, особенно Мишка. А я как раз в другом смысле — я про мужчин, с которыми я много общалась, но мирно, не переходя на секс. В смысле секса не состоялось, да и в планах не было, вот и несостоявшиеся. Однако сыгравшие роль, оставившие след, перепахавшие борозду или что там надо ещё говорить. А, нет, про борозду вычёркиваем, это про старого коня. Хотя…

Но сначала про состоявшихся.

Юра был красавцем и моей первой любовью, я с остервенением вышла за него замуж в 18 лет, через год родился сын Дима, и больше я Юру по большому счёту не видела.

Но я часто задумываюсь: как это со мной вышло? А никакого другого выхода у меня не было: мне пришлось выйти замуж за свою первую любовь и своего первого мужчину, чтобы просто начать трахаться. Даже не трахаться — чтобы начать жить своей жизнью. Я не могла уйти от родителей, потому что некуда, квартиру снять было практически невозможно, особенно на стипендию (не говоря уже об отсутствии рынка квартир внаём), в общежитие нельзя, потому что у меня московская прописка. Пришлось идти замуж. Нет, это не самый лучший способ, девочки. И при отсутствии контрацептивов и понимания устройства организма (вообще странно, что наше поколение выжило), беременность наступала практически сразу.

А потом случилась фигня. Я её хорошо помню, хотя осознала не сразу, спустя, наверное, годы, если не десятилетие. У меня жуткий токсикоз, меня укачивает и тошнит примерно от всего, я вешу 45 килограмм, и меня шатает, лето, жара. Мы с Юрой выходим из метро «Павелецкая» и утыкаемся в лоток с мороженым. Эскимо. Моё любимое, ленинградское. Я говорю Юре:

— Давай купим эскимо, я очень хочу.

Он внезапно смотрит на меня весьма сурово, решительно берёт за руку и говорит:

— Баловство.

И мы уходим. Мы уезжаем домой, в Южное Чертаново, на Дорожный проезд, в квартиру, окна которой выходят на мусоросжигательный завод. Носик заварочного чайника в этой квартире сначала выплёвывает таракана, а потом уже жидкую заварку, всё пропахло какими-то лекарствами, варёной капустой и отчаянием. Меня рвало, пока я не вернулась к родителям, что случилось, конечно, довольно быстро. Нашей дальнейшей судьбой Юра не интересовался. Иногда