Каринэ Фолиянц - Грехи и святость. Как любили монахи и священники Страница 21

Анна не отходила ни на минуту от постели больного, ухаживая за ним, как добрая супруга. Когда его не стало, королева лишилась чувств…

Парижане, конечно, тут же откликнулись «эпитафией»:

Его Высокопреосвященство Второй умер.Не дай нам Бог третьего!

Но король иначе относился к своему первому министру и опекуну и организовал достойные похороны достойному человеку. В одной из погребальных речей говорилось: «Он был французом и итальянцем, солдатом и доктором права, государственным человеком и кардиналом, иностранцем и королевским слугой, жестким и терпеливым, учителем и другом короля…»

Остаток жизни бывшая королева Франции провела в монастыре Ван де Грас, где и скончалась в 1666 году.

Светские аббаты

В XVIII веке – веке галантном – в моде было непостоянство. Самым страшным для светских людей казалась скука. О, как только с нею не боролись! Например, любезные французские аббаты, прозванные «светскими аббатами», рассеивали ее как могли: писали стихи, ухаживали за дамами и в своем нерелигиозном усердии порой далеко опережали мирян! Не по сану пылкие и страстные святые отцы, надо сказать, очень мало интересовались вопросами религии, ибо на это у них попросту не оставалось времени. Ведь они бесконечно вращались в свете, собирали все сплетни, плели интриги и устраивали весьма рискованные для священников развлечения…

Стихи, сочиненные светскими аббатами, не имели ничего общего с библейскими сюжетами. Увы! это были стихи непристойного содержания, с весьма подробным и неприличным описанием всех плотских радостей, о которых эти прелаты знали явно не понаслышке…

Наиболее скандальной известностью пользовались аббаты де Шуази, де Вуазенон и де Шолье. Эта троица весьма ярко выделялась на фоне остальных беспутных аббатов.

Мать аббата де Шуази вообще-то мечтала о дочери. А потому, когда у нее родился сын, она проколола ему уши, вдела в них сережки и стала украшать прелестное личико своего дитяти модными тогда дамскими мушками. Эта заботливая мамаша надевала на сына кружевные и атласные девичьи наряды, так что с малых лет мальчик был привычен к женским туалетам. Даже в восемнадцать лет этот юноша (с согласия матери!) по-прежнему носил женское платье и чрезвычайно интересовался модой. Возможно, именно склонность к юбкам заставила его посвятить себя Церкви и надеть сутану священника.

Молодой Шуази, однако, был весьма образован. Прекрасно учился, и, в конечном итоге, получил бургундское аббатство Сен-Сен. Прежние вкусы давали себя знать, и иногда он вновь одевался женщиной. В остальное время Шуази ходил в рясе, но неизменно ставил себе на лице мушки, к которым приучила его добрая матушка.

Говорят, что такие же мушки носил и другой аббат – д’Антраге, которого прозвали «будуарным аббатом». Надо ли объяснять значение этого прозвища?

Однажды аббат де Шуази исчез из своего аббатства на целых пять месяцев. Чем, вы думаете, он был занят? Де Шуази… выступал в одном из известных парижских театров в амплуа первой любовницы!

Он писал в своих «Мемуарах»:

«Я переодевался женщиной, и никто этого не замечал. Находились и такие, которые влюблялись в меня, и я одаривал их мелкими благосклонностями, оставаясь чрезвычайно сдержанным в том, что касалось самого существенного. Меня хвалили за мою добродетель!»

Возникает закономерный вопрос: а полностью ли откровенен аббат в своих мемуарных записках? При таком-то поведении, не ровен час, и «в самом существенном» он мог не сдержаться…

Тяга к переодеванию преследовала его всю жизнь. После театральных выступлений аббат обосновался в Фобур-Сен-Марсо под именем мадемуазель де Санси. Его апартаменты весьма походили на жилище кокетливой дамочки: мебель в спальне напоминала женские формы, занавеси постели были перехвачены лентами из белой тафты, подушки украшали красные ленточки, а простыни – воздушные кружева и богатая вышивка. Нетрудно догадаться, кого и зачем принимал «мадемуазель аббат» в такой постели.

В третий раз де Шуази сбежал в Бурж, где купил замок Креспон. В нем он поселился под именем графини де Барр. Местный священник представил «графине» шевалье д’Анекура, молодого человека, который сразу же отчаянно влюбился в «госпожу де Барр» и явился с предложением руки и сердца. Аббат был чрезвычайно доволен успехом своего лицедейства! Правда, за шевалье он замуж не вышел, потому как сам еще оставался мужчиной хоть куда. И пребывая в мужской своей ипостаси, Шуази не раз приглашал в замок актрис. Одна из них, мадмуазель Розели, через девять месяцев после очередного визита произвела на свет девочку, которую аббат, к чести его сказать, удочерил и воспитал за свой счет. Розели же он выдал замуж за ее товарища, актера.

Поразительно, но у этого человека хватало времени заниматься и наукой, причем достаточно серьезно. Шуази занимал семнадцатое место во Французской академии, а в ее состав входят лишь сорок «бессмертных» членов. Он много путешествовал, желая повидать и описать мир. Он написал множество трудов, в том числе «Историю Церкви», «Историю Людовика Святого», «Переложение псалмов».

В возрасте восьмидесяти лет (!) он сбрасывал сутану, чтобы примерить дамское платье, сшитое по последней парижской моде. Этому прелату никогда не надоедало надевать на себя многочисленные драгоценные украшения, оставшиеся в наследство от его дорогой мамочки. Быть может, примеряя у зеркала сережки, браслеты и колье, он вспоминал о том счастливом времени, когда мамочка наряжала его в ленты и кружева?..

Другой «светский аббат» – аббат де Шолье – знаменит тем, что был любовником известнейшей французской куртизанки того времени – Нинон де Ланкло. Ее называли «королевой куртизанок». Аббат по достоинству оценил все прелести этой замечательной женщины, хотя к началу их связи Нинон была старше его на двадцать четыре года.

Эта неувядающая сирена обладала даром очаровывать всех мужчин и женщин, которые встречались на ее жизненном пути. Надо сказать, что в жизни Нинон (правда, много-много позже) был еще один священник – аббат де Жедуаэн, восьмидесяти лет от роду. Несмотря на годы, это был весьма крепкий мужчина. Куртизанка целый месяц томила возлюбленного и отдалась ему в тот день, когда и ей исполнилось восемьдесят! Целый год длилась эта связь, однако ревность аббата заставила Нинон расстаться с ним.

Но вернемся к де Шолье. К концу жизни святой отец увлекся стихосложением и написал целую апологию непостоянства, которому верно следовал в жизни. Есть весьма неточный перевод этих стишков, но общий смысл их можно понять: «Для чего нам искусство наслаждения, если впереди нас не ждет перемена? Если привязать себя навсегда к одному пастушку, что тогда можно делать и о чем говорить? Так давайте любить и изменять, – пусть нежность длится не дольше наших наслаждений!»