Александр Рубакин - Рубакин (Лоцман книжного моря) Страница 21

Нелегальные являлись иногда поздно вечером, а утром Людмила Александровна с удивлением видела у себя за столом двух-трех незнакомых людей, которые едва отвечали на ее приветствие. Она стеснялась с ними разговаривать – как бы не погрешить против конспиративной этики. Это были люди, утомленные подпольной деятельностью, годами жившие на нелегальном положении, вечно скрывающиеся от полиции, не имевшие своего угла. Рубакин, не боясь последствий, оказывал всем им широкое гостеприимство.

В это время партия эсеров готовила в Севастополе военное восстание. Пропаганда среди войск велась уже давно. В этом приготовлении активно участвовала замечательная девушка – Рогозинникова (товарищ Даша). Она временно скрывалась в Выборге и бывала у Рубакина. Всегда скромно одетая в темные цвета, с платочком на голове, она производила впечатление скорее монашенки, чем революционерки. Рубакин вел с Дашей длинные разговоры в своем рабочем кабинете. У нее был прекрасный голос, и она готовилась стать оперной певицей, занимаясь в Петербургской консерватории. Ее жених, студент Петербургского университета, последовал за ней в Выборг.

Рогозинникова была направлена «боевой организацией» для убийства начальника главного тюремного управления Максимовского. Ей приготовили особый корсет, в нем был укреплен мешочек с динамитом и детонатор, конец шнура от которого прятался в складках одежды. Стоило дернуть его, и динамит должен был взорваться. В сумочке у девушки был спрятан револьвер: она предполагала застрелить начальника управления. Она прибегла бы к взрыву динамита лишь в случае промаха или же чтобы не быть арестованной и повешенной. Тогда прежде всего погибла бы она сама, а вместе с ней и все присутствующие.

Рогозинникова под каким-то предлогом заранее испросила у Максимовского аудиенцию. Долго ждала его в приемной, где находилось много посетителей. Она выстрелила в него, когда он появился в дверях кабинета. Рогозинникова была схвачена и на другой день повешена.

Как писала она в последнем письме близким, воспользоваться динамитом сразу же она не смогла, так как при взрыве погибли бы и посетители. Она рассчитывала, что допрос будет раньше обыска, берегла снаряд для «воронья».

Осенью 1908 года приехал в Выборг молодой человек, полный революционного энтузиазма. Он был кем-то привлечен к партии эсеров и предложил себя центральному комитету для какого-либо опасного поручения, для террористического акта. Комитет попросил Рубакина принять его на время к себе под видом секретаря. Иванов (его фамилия) оказался юношей чрезвычайно чистым, честным. Николай Александрович сильно к нему привязался и в душе негодовал на комитет, недостаточно его оценивший.

Недели через три после приезда Иванова ему дали поручение, которое он вскоре и выполнил: выстрелом из револьвера убил начальника тюрьмы «Кресты». Бежать Иванову не удалось, и на другой же день он окончил жизнь на виселице. Для Рубакина это было тяжелым ударом, сильно повлиявшим на его здоровье.

Убийство начальника тюрьмы «Кресты» произошло как раз тогда, когда я там сидел, об убийстве мы узнали моментально и в тюрьме устроили радостную демонстрацию – пели революционные песни, стучали в двери камер и т.д. Я и не подозревал, что убийца начальника тюрьмы жил у моего отца.

Террористические акты против представителей царского правительства все учащались, и в той же пропорции увеличивалось число казней. Вешали и расстреливали самоотверженную молодежь. Рубакин глубоко страдал от этого, удручала его и моя ссылка в Сибирь. Временами он впадал в мрачное, тяжелое состояние – бессонницу, нередко сопровождавшуюся приступами астмы.

Революция в России в это время – конец 1906 и начало 1907 года – отступала под зверскими ударами реакции. Усилилась реакционная деятельность и русских властей в Финляндии. Начались аресты среди эсеров. Казался неизбежным и арест Рубакина. Тюрьма или ссылка на север были бы губительны для здоровья Николая Александровича, так как в декабре он простудился и схватил бронхит, как всегда в том климате сопровождавшийся астмой. Ему настоятельно советовали немедленно скрыться куда-нибудь из «Отсо», а затем уехать за границу.

Учитель Лямцев помог устроить дела Рубакина в Выборге. Он уложил книги и мебель, часть которой было решено отослать вместе с необходимыми книгами морским путем до Гамбурга, а оттуда в Швейцарию. Людмила Александровна покинула Выборг с маленьким Юрой.

Сорок лет спустя в Москве, в Центральном государственном архиве я прочел несколько донесений об отце, написанных полицейскими русскими шпиками. Должен сказать, что донесения эти были крайне не точны, просто лживы, составлены невежественными царскими охранниками. В них все время спутывали отца и меня. Донесения эти имели часто фантастический характер, но наличие их показывало, что царские власти постоянно следили за деятельностью Рубакина в Финляндии.

Отъезд из Финляндии совершился вполне благополучно – у отца даже сохранился легальный русский паспорт, с которым он смог приехать в Швейцарию.

Еще в ноябре 1907 года отец получил от меня телеграмму из Тобольска: «Пришли денег». Он понял, что деньги нужны мне для побега, и тотчас же послал их.

Вскоре после этого, в декабре, я с помощью товарищей по ссылке удачно бежал из Сибири, нелегально приехал в Петербург, но там узнал, что отец уже уехал за границу. Товарищи переправили меня сперва в Финляндию, откуда я через некоторое время с фальшивым паспортом уехал за границу, и только в Женеве мне удалось разыскать отца, недавно туда приехавшего тем же путем, что и я.

В Женеве, которая для меня была совершенно неизвестна, я случайно каким-то образом попал через данный мне в Петербурге адрес к социал-демократу писателю Дивильковскому, которого видал раньше у отца. Дивильковский сообщил мне, что в этот же день я смогу встретиться с отцом на вечере, устраивавшемся политэмигрантами. Действительно, там я с ним и встретился.

Отец тогда жил в «школе Фидлера» и перетащил туда же и меня.

Школа Фидлера находилась в предместье Женевы – Жюсси, почти на самой границе с Францией, в большом здании, окруженном садом. Туда шел электрический трамвай. Основал школу Иван Иванович Фидлер. Ему раньше принадлежало так называемое Фидлеровское училище в Москве. Во время московского восстания 1905 года в училище Фидлера обосновался штаб революционных дружин, дравшихся с царскими войсками на баррикадах. Училище даже было обстреляно артиллерией, и дом был пробит снарядами в нескольких местах. Хотя владелец училища Фидлер в восстании не участвовал, он так перепугался возможности ареста, за которым грозила по тем временам и смертная казнь, что бежал за границу. В Женеве он очутился случайно. Жена его имела довольно большие средства, и он решил, не знаю по чьей инициативе, основать там школу для детей русских эмигрантов. Во главе школы встал ряд виднейших русских политэмигрантов. В работе ее принимала очень близкое участие Екатерина Павловна Пешкова, первая жена А.М.Горького, необыкновенно симпатичная, умная, сердечная и энергичная женщина, жившая в Женеве вместе со своим сыном Максимкой.