Дмитрий Оськин - Записки прапорщика Страница 21

- Что, поручик, из отпуска?

Я молча кивнул. Штатский неожиданно ударил меня ладонью по коленке и весело произнес:

- Люблю военных, особенно офицеров. Пьете?

- Бывает, но сейчас не хочется.

- Напрасно, у меня коньяк чудесный.

- Благодарю вас, нет желания.

Мой собеседник нагнулся и из стоявшей под вагонным столиком корзинки достал бутылку депресского финьшампань.

- Выпьем с вами, Зинаида Рафаиловна, - обратился он к девушке. Бросьте вы о революции думать. Знаете, поручик, - обратился он ко мне, Зинаида Рафаиловна едет из Питера и вот уже целые сутки такие страхи рассказывает, что без коньяка никак не обойдешься.

- Не страхи, Виталий Осипович, - задорно тряхнула девушка кудряшками, - а сущую правду. Вы знаете, поручик, - быстро повернулась она ко мне, этот поезд вчера уходил из Питера без звонков, при полной темноте на вокзале. Никто не знал, пойдет он или нет. Я в Питере села в этот вагон почти одна, и только в Москве эта компания подсела...

- Что же там случилось? - заинтересовался я.

- Несколько дней в Питере были большие хвосты у всех продуктовых лавок. Хлеба совсем не было. Люди простаивали с утра до поздней ночи, чтобы получить хотя бы полфунта. В очередях большие скандалы. Били стекла магазинов. Вмешалась полиция, разгоняли очереди чуть не с пулеметами. А вчера днем сама слышала, ей-богу, сама, - повернула она голову к двум пассажирам и перекрестилась, - как стреляли! Я с Мойки еле доехала до вокзала. Боялась, что попаду под обстрел. Электричество погасло, газ тоже. На улицах солдаты, городовые, казаки. У вокзала патрули, никого не пропускают. Мне пришлось строить глазки драгунскому ротмистру, чтобы на перрон пройти. А в поезде, представьте, почти ни души. Перед отходом слышалась пушечная стрельба...

- По вас, наверно, стреляли? - расхохотался штатский.

- Да ну вас! Кому это надо - по нас стрелять? Мы сами подстрелим, если захотим, - кокетливо играя глазками, возразила Зинаида Рафаиловна. - Все рабочие забастовали, гвардейский полк, говорят, перешел на их сторону.

- Почему же здесь до сих пор ничего не известно?

- Газет вчера не было, - торжествующе развела руками Зинаида Рафаиловна.

- Теперь, положим, часто газеты не выходят, - буркнул чиновник. Избаловали больно народ. Стали им платить больше раз в пять, чем в мирное время получали, вот и зазнались.

- Не говорите, что избаловали. В Питере хлеба нет, ни к чему не приступишься. Куда ни взглянешь: солдаты, солдаты и солдаты...

- А солдаты чего не сожрут, - смеясь, подыграл ей Виталий Осипович.

- Господа, - вполголоса таинственно заговорила девушка, - я вас уверяю, в Питере самая настоящая революция, и, говорят, царя свергнут!

- Ну, голубушка, вы такие страхи да еще к ночи рассказываете, что не заснешь. Лишнего хватили, вот и кажется вам бог знает что.

- И вовсе не лишнее! И если хотите, еще могу выпить. Налейте! капризно топнула она ножкой, обращаясь к Виталию Осиповичу.

Тот услужливо налил ей полстакана. Девушка залпом осушила коньяк, вытерла изящным кружевным платочком губки и, повернувшись ко мне, снова затараторила:

- Я не знаю, может, и врали, но все, что я сама видела, дает мне основание думать, что это не вранье. Говорят, Думу царь распустил, а Родзянко не захотел распускать. Штюрмеру не доверяют. Солдаты на их стороне. И пошло...

- Действительно стрельба была? - спросил я.

- Честное слово, ей-богу! - И она опять перекрестилась. - Своими ушами слышала пулеметную стрельбу, а когда села в поезд, пушки стреляли! горячилась девушка.

- Поручик, выпьем! - еще раз обратился ко мне штатский. - А то спать плохо будете.

- Сон-то у меня, положим, хороший, но раз так уговариваете, выпью, соблазнился я.

Выпил несколько глотков обжигающей жидкости. Стало клонить ко сну.

- Извините, что не могу поддерживать столь интересную беседу, очень устал, спать хочется.

С этими словами забрался на верхнюю полку, но заснуть сразу не смог.

Наконец-то революция! С ней конец войне! Конец нашим мытарствам! А может, это скверно? Враг на подступах к России. В армии и так со снабжением скверно, а революция внесет еще большие перебои.

Курск. Поезд на Киев пойдет лишь в двенадцать.

Никаких признаков событий в Петрограде.

"Наврала девушка", - думал я, смотря на спокойно работающих железнодорожников.

Хотя и "товарная неделя", то есть все поезда под товарными перевозками, хотя разрешения на проезд в пассажирских вагонах выдаются только через военное начальство, тем не менее поезд на Киев забит до отказа.

Киев. На вокзале среди железнодорожников заметно оживление, подъем, порывистость в действиях и разговорах. В комнате дежурного по станции случайно подслушал разговор: в Питере революция почти восторжествовала.

От Киева к фронту народа едет немного. В моем купе несколько штабных офицеров, знакомых между собой, разговаривают о перспективах весенней боевой работы.

- У нас в штабе, - говорит один, - ведется интенсивная разработка плана генерального наступления, чтобы с весны одновременно с союзниками ударить по немцам на всех фронтах.

- Солдаты, - говорит другой, - будут вполне подготовлены к этому времени. Выступят на позицию новые корпуса. Немцы истощены, а армии союзников и их боевые запасы растут с каждым днем. Вступление Америки в войну обеспечивает нам полную победу. Еще несколько месяцев - и победный мир.

В Казатине офицеры сошли с поезда. В купе я остался один. На каждой большой станции я выходил из вагона в надежде услышать от железнодорожников о последних новостях из Петрограда.

На станции Жмеринка услышал разговор машиниста нашего паровоза с новой кондукторской бригадой.

- Значит, крышка? - спрашивал машинист.

- Крышка, - ответил старший по бригаде.

- Что же говорят они?

- Скрывают.

- Чего же скрывать, когда не сегодня завтра все будет известно?

- Черт их знает почему. Может, думают задушить.

- Не удастся! - энергично тряхнул головой машинист.

* * *

После третьего звонка почти на ходу поезда в наш вагон вскочил молодой прапорщик в форме железнодорожных войск.

- Ух! Еле поспел! Еще полминуты - и жди следующего дня! - тяжело дыша, заговорил он, войдя в мое купе. - Ну и дела, ну и времена! Вы слышали? Знаете о революции?

- Слышал. В Питере забастовки...

- Какое там забастовки! Революция, самая настоящая, доподлинная революция! Ах, как прекрасно! Я выжидающе смотрел на прапорщика.

- Мой отец заведует телеграфом в Жмеринке. Через него все депеши идут. Я читал каждую телеграмму и из-за этого чуть не опоздал.

- Что же сообщают?

- Погодите, дайте отдышаться. Сейчас расскажу по порядку. Прапорщик поставил на полку свои вещи, устроился поудобнее на диване и, улыбаясь радостной улыбкой, заговорил: