Иван Малютин - Незабываемые встречи Страница 21

Пока я находился в Самаре, литераторы собирались пять раз. А. Неверов аккуратно посещал все «пятницы». Он засиживался до полуночи. И мы с ним всегда уходили последними. Идти было далеко, почти на другой конец города. На дорогу уходил добрый час, и для наших разговоров вполне хватало времени.

Улица города в эти часы была пустынна.

Александр Сергеевич, тепло и дружественно относившийся ко мне, как к самоучке, пробивающемуся к свету и знанию, больше всего говорил со мной о литературе. Нас сблизило еще одно обстоятельство — оба мы очень любили Короленко и переписывались с этим писателем.

А. С. Неверов беззаветно любил литературу, знал в совершенстве русский язык. Между нами иногда завязывался разговор об Ушинском, о Песталоцци. Он говорил о них страстно и горячо. Я рассказывал ему о своей скитальческой жизни, о мачехе, о чужой стороне, о плотах и баржах, о том, как революционная волна забросила меня в далекую Сибирь.

— У меня тоже жизнь складывалась очень тяжело, — говорил Александр Сергеевич и рассказывал: — Родился я в деревне Мелекесского уезда, очень любил крестьянскую работу, думал, что лучше ее и на свете нет. До 14 лет я жил у дедушки. Грамоте научился лет шести, затем поступил в церковно-приходскую школу. С 14 лет пошел в люди: работал мальчиком в чайной, в типографии, в магазине. Наконец, удалось устроиться в двухклассную учительскую школу, где и получил звание сельского учителя. В 1910 году был на педагогических курсах. В то время написал первый рассказ «Учитель Стройкин», напечатанный в «Русском богатстве»…

Я с большим интересом слушал Александра Сергеевича. Биография его была типичной для интеллигента-выходца из народа.

— Учительской работой я очень увлекался, так же как и литературной, — продолжал Неверов. — С 1915 года был мобилизован и служил в дружине. К этому времени я написал много мелких рассказов. Светлыми праздниками были для меня письма, получаемые от Короленко и Горького. Своими письмами они помогли моему литературному развитию. Владимир Галактионович не советовал мне перебираться в Москву, а предлагал больше учиться и работать над собой. Алексей Максимович писал, что верит в мои способности, и спрашивал, не нужно ли денег и книг, и все настаивал не лениться, а вдумываться в свои произведения, самому находить недостатки и переделывать, добиваться совершенства. Услышать похвалу от такого писателя много значило.

Александр Сергеевич был простой, чрезвычайно скромный, располагающий к себе, человек. Мы, в конце концов, так сблизились с ним, что, казалось, были выходцами из одной деревни и прожили многие годы вместе. В то время он писал интересные юмористические статейки и басни и печатал их в самарских газетах. Я собрал эти публикации, и из вырезок получалась тетрадка его выступлений в печати.

Много раз Александр Сергеевич приглашал меня к себе на квартиру, но уж очень далеко он жил, где-то около Самарки. Днем был занят по службе, а вечерами туда трудно было идти. Да и все свободное время у меня отнимали поиски и упаковка книг. Навестить А. Неверова мне так и не пришлось.

Великая Октябрьская социалистическая революция для А. Неверова имела колоссальное значение.

— Революция для нашего брата — клад, — говорил он, — время наше пришло, дождались. Пора и нам показать себя.

Сюжеты его произведений как бы обновились. В сказке «О трех сыновьях» он прославил завоевания русской революции, а в известных рассказах: «Марья-большевичка», «Голодовка», писатель, первый в нашей литературе, вывел передовую женщину деревни, активную участницу революционной стройки. Он сумел ярко показать, как в деревне под влиянием Октябрьской революции изменились старый быт, семья, труд, отдых, он верно подметил бурные ростки нового быта, новых взаимоотношений.

Короткие встречи в Самаре с Александром Сергеевичем показали, что он был большим жизнелюбом. Таким он запомнился мне как человек, таким он рисуется в моем представлении и по его произведениям.

В рассказе «Я хочу жить», писатель говорит:

«Я иду умирать не от скуки, не от старости и не оттого, что надоела мне жизнь. Я очень хочу жить. Я любовно обнимаю взглядом каждое облако, каждый кустик и все-таки иду умирать. Иду навстречу смерти спокойно и твердо. Я иду умирать оттого, что хочу жить. Хочу, чтобы жили, радовались Середка с Нюськой, жена и радовался весь наш нищий квартал, выгнанный «верхними» людьми на помойки.

И оттого, что я хочу жить, оттого, что нет иного пути сделать это проще и легче, — любовь моя к жизни ведет меня в бой…»

В этом отрывке ярче всего виден образ самого А. Неверова. Он часто говорил:

— Написать бы солнечную книгу! Налить ее радостью до краев и сказать всему человечеству: «Пей жаждущее!»

Преждевременная смерть оборвала жизнь писателя на 37 году жизни. Многое из того, что хотелось написать Александру Сергеевичу, осталось неосуществленным, но те книги, которые он подарил читателю, говорят о нем как о писателе-жизнелюбе.

ГУСЛЯР, ПОЭТ И ПИСАТЕЛЬ

Проходя по одной из улиц Самары в конце августа 1918 года, я заметил на доске объявлений огромную афишу. Крупными буквами было напечатано, что в театре имени Пушкина состоится вечер волжских песен, устроитель Скиталец.

Я заблаговременно достал билет поближе к сцене, чтобы как следует посмотреть на живого Скитальца. Я уже знал и любил стихи Степана Гавриловича. Стихотворения «Гусляр», «Кузнец», «Колокольчики-бубенчики звенят» и другие призывали к борьбе, очень нравились молодежи и волновали всех, особенно в 1905 году.

С 1905 года в издательствах «Донская речь», «Знание» и др. стали выходить сборники песен революционного содержания.

Горький, Скиталец и Шаляпин прозвучали в те годы, как настоящие буревестники.

Скиталец писал:

«Пусть лежит у вас на сердце тень,Песнь моя не понравится вам,Зазвенит она, словно кистеньПо пустым головам.           Я к вам явился возвестить,           Жизнь казни вашей ждет.           Жизнь хочет вам нещадно мстить,           Она за мной идет!Я вхожу во дворец к богачуИ ковры дорогие топчу,Полны скуки, тоски и мольбыЗдесь живут сытой жизни рабы.

И вдруг такой редкий счастливый случай — увидеть самого автора. Я с нетерпением ждал восьми часов вечера. Стояло прекрасное «бабье лето». Волга густо пестрела лодками, оглашалась песнями и музыкой. Воздух был пропитан запахом яблок, которых в ту осень собрали много.

Бульвары и сады были переполнены гуляющей публикой. Никто не торопился в театр.