Александр Городницкий - И жить еще надежде… Страница 22

А бесконечные варианты «Лукичей», расставленные во всех наших больших городах, — например, «Ленин в джинсах» возле метро «Московская» в Питере или «Ленин на термосе» — в начале Крещатика напротив Бессарабскою рынка в Киеве!

С чувством горькой ностальгии по своему юношескому ослеплению «светлыми идеями социализма» прихожу я в Москве к Дому художника, невдалеке от которого стоят и сидят свергнутые со своих постов в разных местах столицы Дзержинский, Калинин и Свердлов. У их ног лежит расколотый Ильич из роскошного красного мрамора. И вспоминается надпись, увиденная мною в 1965 году в волжском городе Самаре, тогда Куйбышеве, на мраморной мемориальной доске, висевшей по чьему-то недосмотру на одном из домов, а позднее снятой по указанию партийного начальства:

«На этом месте в сентябре 1918 года во время белочешского мятежа толпой озверевших белогвардейцев были растерзаны последние честные борцы за коммунизм».

Выше упоминалась песня «про штабного писаришку», начинающаяся строчками «Я был батальонный разведчик», которую мы, конечно, считали народной. Однако сорок лет спустя в Москве, в 1992 году, я познакомился с ее автором. Алексеем Петровичем Охрименко.

Автор «народной» песни про батальонного разведчика и не менее популярных песен, которые мы тоже распевали в студенческие годы, — «Венецианский мавр Отелло», «Ходит Гамлет с пистолетом» и «Великий российский писатель, граф Лев Николаич Толстой», — Алексей Петрович Охрименко, родившийся в 1923 году, в 42-м девятнадцатилетним юнцом ушел на фронт, где почти сразу же угодил в котел подо Ржевом. Помните у Твардовского: «Я убит подо Ржевом»? Но Алексею Охрименко везло. Он не погиб под Ржевом и позднее под Витебском, хотя и получил тяжелое ранение, а в 45-м закончил войну под Кенигсбергом. После войны он стал журналистом. Работал в радиокомитете, в журнале «Советский Союз», в «Медицинской газете» и, наконец, в газете «Воздушный транспорт», откуда ушел на пенсию.

Самые знаменитые свои песни, «Батальонного разведчика», «Отелло», «Гамлета» и «Толстого», он написал в соавторстве с друзьями Сергеем Кристи и Владимиром Шрейбергом. Охрименко вспоминал об этом так: «Писали мы втроем: я, мой старый друг, который демобилизовался на год позже меня, в сорок седьмом году, Сергей Кристи, и Володя Шрейберг, который шел на класс моложе нас. Писали мы у Володи. У них были две комнаты в общей коммунальной квартире. В одной из них стояло фортепиано (играл Володя очень прилично). Выглядело это так: Володя садился к фортепиано, а мы по обе стороны от него, я иногда приходил с гитарой. И мы не писали, а, как говорится, слагали песни. Долгое время они не были нигде записаны, пока Володя однажды не хватился и не сказал: «Давайте все-таки запишем их и перепечатаем на машинке». Потом, к сожалению, наша троица расстроилась. То есть не то что мы, не дай Бог, поругались, — мы дружили и продолжали дружить, но у Володи наступила пора диплома, — он ВГИК кончал, Сережа уехал в Подмосковье, где работал потом в газете в Воскресенске. И уже после пятьдесят первого года мы вместе никогда ничего не писали. А я, поскольку не мог уже, так сказать, от песни отстать, через некоторое время сел писать один».

Сам Охрименко, судя по его воспоминаниям, начал писать песни в 43-м году, когда после ранения попал в госпиталь в Шую и, влюбившись там в медсестру, решил посвятить ей песню «Донна Лаура». Скоро, однако, его выписали на фронт, потом снова ранили, потом его часть перебросили с германской войны на японскую, и песню он закончил уже в Маньчжурии. По приезде в Москву он показал песню своим друзьям, и это послужило началом цикла, который был назван ими «Ангоры и персонажи».

Первая песня, написанная ими совместно, была о Льве Николаевиче Толстом. Здесь, по свидетельству А. П. Охрименко, зачинщиком стал Сергей Кристи, начавший песню про незаконнорожденного сына Толстого. Друзья, выслушав начало песни и одобрив его, решили, что песню надо написать не столько о сыне Толстого, сколько о самом Льве Николаевиче. Так появилась знаменитая «вагонная песня» «Жил-был великий писатель…» Песня эта за долгие годы обросла различными вариантами текста и мелодии. Я сам, прочитав ее «канонический» текст в книжечке А. П. Охрименко, выпущенной в Москве в Центре авторской песни в 1999 году, был удивлен, что в нем отсутствует самый, на мой взгляд, удачный куплет:

Однажды покойная мамаНа графский зашла сеновал.Случилась ужасная драма, —Граф маму изнасиловал.

Помимо замечательной рифмы, этот куплет содержит главный сюжетный ключ песни, вполне обосновывая право поющего считать себя сыном великого писателя, о чем говорится в последнем куплете песни, также отсутствующем в указанном издании:

Граф умер в дороге, в изгнаньи,Дитям он не дал ничего.Подайте, подайте, граждане, —Я сын незаконный его.

Впрочем, сам Охрименко относился к разночтениям своих песен с пониманием. Выступая на радио «Эхо Москвы», он сказал: «Если песня пошла в народ, то обязательно кто-нибудь что-нибудь добавит. Это судьба всякой народной песни».

Интересно, что, как вспоминал А. П. Охрименко, его отец Петр Федорович был толстовцем. Эмигрировав в Америку после революции 1905 года и страдая, как герой Короленко, от незнания языка, он написал из Бруклина письмо Толстому в Ясную Поляну с просьбой помочь ему найти в Америке работу. Письмо начиналось словами: «Великий человек, Лев Николаевич». Незадолго перед этим Томас Альва Эдисон подарил Толстому фонограф, которым Лев Николаевич довольно активно пользовался. И Толстой написал Эдисону письмо, сообщив адрес Петра Федоровича Охрименко, а через короткое время тот уже работал в мастерских Эдисона. Впоследствии Петр Федорович Охрименко, вернувшись в Россию, стал известным литературным переводчиком и перевел на русский язык романы Хемингуэя, Стейнбека и других американских писателей.

Сама же знаменитая песня про батальонного разведчика была и осталась в памяти народной как одна из главных исторических примет грозной Отечественной войны, намного обойдя по известности все другие, даже самые популярные песни той эпохи. Недаром поэт-песенник Алексей Фатьянов, автор текста весьма известной песни «Соловьи», в пылу пьяной откровенности говорил Охрименко за столиком закрытого ресторана ВТО: «Алексей, без меня бы ты за этот стол не попал. А вот я всех своих «Соловьев» пустил бы по ветру ради одной строчки из твоего «Разведчика». А ведь от моих «Соловьев» Сталин плакал».

Автор предисловия к книжке «Я был батальонный разведчик» Е. Калинцев пишет, что поэт Михаил Светлов, автор «Каховки» и «Гренады», восхищался стихами «Батальонного разведчика», их неподражаемой ироничной интонацией. Ее слышали и одобряли Юрий Олеша, Сергей Антонов и многие другие писатели. В то же время признанная народом песня в годы застоя не могла не насторожить чуткие уши охранителей идеологической чистоты. Не случайно Всеволод Кочетов в печально известном романе «Чего же ты хочешь» устами своего героя-резонера говорит об этой песне американцу: «Никакая она не народная. Сочинил ее, видимо, изрядный сукин сын. Ее время от времени публикуют в эмигрантских газетках и журнальчиках. Мы не хотим, чтобы над тем, что совершил советский народ в годы Великой Отечественной войны, кто-нибудь смеялся. А это насмешка».

Мне довелось несколько раз выступать вместе с А. П. Охрименко в Москве, Киеве и других городах. Он, несмотря на свой почтенный возраст, довольно сильно «закладывал», что, однако, не мешало ему всегда успешно выступать со своей старенькой семистрункой в руках, поскольку для аудитории он всегда был ожившим мифом. Помню, в марте 1993 года на моем юбилейном вечере в ДК «Меридиан» в Москве он после банкета полностью отключился, и далеко за полночь, когда все уже разошлись, мы с женой с большим трудом довезли его на машине домой, поскольку адреса его не знали, а сам он сообщить нам его не мог. К сожалению, дни его были уже сочтены.

Охрименко рассказывал мне, что все самые известные свои песни он пел в 50-е годы по писательским квартирам в Москве и Переделкино и мечтать не мог о публикации песен или их записи. Теперь, после ухода в 1993 году последнего из авторов этих песен (Владимир Шрейберг умер в 1975, а Сергей Кристи — в 1986 году), они снова растворяются в фольклоре и становятся поистине народными.

Экспедиционные «геологические» песни я услышал несколько позднее. Первая моя производственная практика, открывшая начало экспедиционной жизни, состоялась в одной из поисковых партий «Восточной экспедиции». Так именовалась одна из экспедиций Первого Главного геолого-разведочного управления Министерства геологии, занимавшегося поисками урана. Работала она в Средней Азии совместно с Отделом специсследований Всесоюзного геологического института, располагавшегося в высоком старинном здании на Среднем проспекте Васильевского острова, неподалеку от Горного.