Аркадий Столыпин - Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов Страница 22

Все невольно бледнеют. Холодный пот выступает у меня на лбу. Противно, и жалко, и стыдно. Даже Абашидзе, далеко не мягкий, растерялся и приказывает дострелить. Маклаков и Люфт, почти не целясь, поднимают свои винтовки. Два почти одновременных выстрела… Лёгкий синий дымок, брызги мозга и крови… Тело падает на траву; дёргается развороченная голова, кровь с бульканьем и хлюпаньем идёт из горла, потом всё затихает. Пахнет тошнотным запахом крови. Тащат <казнённого> к яме. Тело ещё дёргается, и когда кто-то спихивает его вниз, оно, словно тяжёлый мешок, согнувшись пополам, падает на землю, долгий хрип ещё раз раздаётся из его горла. Но уже никто не обращает внимания, и земля крупными комьями скоро покрывает дёргающееся тело…

Второй разбойник, Стельман, не выдерживает и нервным, прерывающимся голосом протестует:

– Что же это такое? – живого человека в землю закапываете!

– Он уже не живой, – успокаивает его кто-то из драгун.

– Ну, выходи, следующий!

Оба переглядываются, но никто не выходит. Видно, их мужество дрогнуло. Да это и не удивительно! Потом, чуть слышно: «Ну, выходи ты, ведь ты первый резал…» И Стельман выходит. Ему предлагают расстрел вместо повешения. Он отказывается. Происходит какой-то странный кошмарный торг…

– Уверяю вас, что расстрел лучше: раз – и готово.

– А мы настаиваем, чтобы нас повесили.

– Вы же сами видели: драгуны не умеют вешать; только мучение будет.

– Вам приказано вешать, так и вешайте!

…Наконец Стельман устало машет рукой – делайте, мол, как хотите. Не всё ли ему, в сущности, равно?

Темнота уже спустилась и чёрным саваном покрыла полянку. Закончилась сцена из драмы человечества. Театр ужасов, и крови, и смерти. Характерно, что после того, как казнь была совершена, все, как один человек, вынули папиросницы и закурили. Хоть слабый, а всё-таки дурман. Потребность искусственного возбуждения.

Впрочем, уже через полчаса все забыли про казнь, и я сам ужинал с немалым аппетитом.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

Бывают кладбища удивительно живописные: старинные могилы чередуются там с великолепными гробницами, художественными памятниками и мавзолеями. Бывают и поэтические кладбища. Там грустные плакучие ивы склоняются к мрамору плит и, словно мистические чёрные зловещие свечи, вырезываются на светлом фоне неба пахучие могильные кипарисы.

Бывают мрачные, страшные склепы, где тяжело давит низкий свод, словно крышка гроба, где тяжело оставаться одному с мертвецами. Но не променяю наше крепостное кладбище ни на Генуэзское Campo Santo, где лучшие гении человечества создавали себе бессмертную славу, ни на простое грустное деревенское кладбище, ни на роскошный склеп. В нём лишь скромные земляные холмики с простыми деревянными крестами. На его скудной глиняной почве, овеваемой со всех сторон суровым морским ветром, не уживаются даже самые неприхотливые кусты. Но сколько в нём простоты и величия!

Словно гигантская каменная шпора, впивается в море узкий крутой мыс. Со всех сторон море, со всех сторон воздух. Его склоны почти отвесны. С одной стороны где-то внизу толпятся домики, копошатся люди, вьётся пыль, дым, словно в муравейнике; дальше море, чудесная голубая бухта, мыс Еникале. С другой – море, необъятное, бесконечное, а над ним небо с беспокойными, рваными, гонимыми ветром облаками.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

Я снова в Карантине. Осада ещё продолжается. Взрыв за взрывом, воронка за воронкой… Уже две трети входов завалены. В воронки на всякий случай загоняются проволочные ежи, и потом всё это ещё засыпается.

Население Карантина мобилизовано и работает. Они прекрасно сознают своё ничтожество и пред сарказмами Львова только опускают голову. Чтобы им показать, как надо работать, мы решаем сделать подземную разведку. Гвардейцы заметили наши приготовления и смотрят недоверчиво. Не верят, что мы рискнём войти в эти дырки, даже проходить около которых они боятся. Но вот всё готово, и мы входим.

Здесь как-то мрачнее, чем в Багерово. Галереи уже и потолок ниже. Меньше длинных прямых галерей, а всё какие-то бесконечные повороты и тупики. Настоящий лабиринт… Находим бочки с селёдками, потом натыкаемся на лошадей. Бедные животные зверски привязаны на слишком короткий недоуздок и дрожат от ужаса, голода и, главное, невыносимой жажды. Мы спешим их вывести и снова углубляемся под землю.

Натыкаемся на «товарищеский» цейхгауз. Чего тут только нет! И зерно, и крупа, и мука – всего около 50 мешков. На стене на крючьях висит мясо. По стене идёт телефонная проволока. Здесь где-то, по показаниям Воронкова, должен находиться автомобиль. Мы долго его ищем и наконец находим в конце обрушенной галереи.

В общем, день удачный, тем более что мы извлекли ещё знамя красного отряда. Оно, конечно, ярко-красное, и на нём белыми буквами написано: «Грозный балшевицкий Ден. отряд».

«Ден.» обозначает, что это отряд Денисенки. Денисенко раньше был подпрапорщиком в пехоте и имел полный бант. Это человек редкой находчивости и непоколебимой твёрдости и мужества. У него есть помощник: некто Татаринов, начальник команды разведчиков, бывший дотоле лакеем, метрдотелем и даже актёром-любителем. Это тоже очень храбрый человек.

Если прибавить к этому, что каменоломщики – идеальные стрелки, то становится понятным, что борьба с ними – нешуточное дело, и нелегка будет победа.

Керчь. Крепость

Май 1919 г.

В Карантине всё кончено. Гвардейцы наглухо засыпали все ходы. Часть разбойников пробралась в Аджимушкай, часть – в Оливинскую скалу, часть погибла.

Эскадрон перешёл в Аджимушкай к Брянскому Заводу. Я остаюсь в Крепости, так как в Карантине вывихнул себе ногу.

В Аджимушкае идёт бой. Из крепости выстрелов не слышно, но зато видно всё как на ладони. В рейде стоят английские миноносцы №№ 77 и 58 и бьют по деревне Аджимушкай. Туда же бьёт наш бронепоезд с Завода. Снаряды разбивают дома, крошат каменные заборы и подымают облака пыли. Выстрелы гулко раздаются в бухте.

Аджимушкай серьёзнее Багерова и Старого Карантина. В Багерове было около 60 разбойников и у нас 2 эскадрона; в Карантине было около 150 разбойников, а у нас – наш полк и гвардейцы. Здесь у врага около 600-800 человек, а у нас кроме нашего Сводно-Кавказского полка и гвардейцев есть ещё 2-й Офицерский конный генерала Дроздова [34] полк, затем Крымский конный полк, казачьи сотни – Таманская и Слащевского конвоя [35], кроме того, так называемая Керченская рота.

С первого же наступления мы загнали противника под землю. Но самое расположение отверстий – беспорядочное и на огромной площади – и то, что отверстия частью выходят в самую деревню между домами, делает осаду крайне трудной и опасной.