Павел Лосев - На берегу великой реки Страница 22

У постели стояла няня. Она заботливо укрывала мальчика одеялом, поправляла смятую подушку.

– Ах, нянюшка, я едва не разбился, – взволнованным шепотом рассказывал Коля. – Чуть не от самого неба падал. Ой, как жутко! Если бы ты только знала!..

Няня улыбнулась и мягким, певучим голосом объяснила:

– Это ты растешь, Николушка. В силу входишь. Да ты не пугайся, ведь понарошку падаешь. А ежели и в самом деле когда упадешь – не велика беда. Без этого, родимый, не вырастешь. Ты еще поспи. Рано проснулся. Я разбужу, придет время. – Она бесшумно закрыла за собой дверь.

Но Коле уже не хотелось спать. Он проворно спрыгнул с кровати, натянул штанишки и, шлепая просторными домашними туфлями, кинулся к умывальнику.

С улицы, сквозь полураскрытую форточку, долетел гортанный крик. Коля прислушался. Что это? Вернулись грачи? Не может быть! Вчера о них даже и помину не было. Еще полно кругом снега, и сугробы доходят до самых окон.

Но крик повторился – солидный, уверенный, звучный. Не выдержав, мальчик прямо с полотенцем в руках забрался на подоконник.

Так и есть! Грач! Белоносый и какой-то немного потрепанный, должно быть, не успел привести себя в порядок после долгой дороги.

Коле кажется, что этого грача он видел в прошлом году. Уж очень голос знакомый. Ну, конечно, тот самый!

Вдруг кто-то сильно дернул за конец спустившегося полотенца.

– Ой! – испуганно воскликнул Коля. Посмотрев вниз, он увидел Андрюшу.

– Ты зачем туда забрался? Вдруг папенька заметит?

– Ну и пусть, – спрыгнул Коля на пол. – Я на грача смотрел.

– На грача? На какого грача?

– Из далеких стран прилетел. На свое место вернулся. Прошлогодний. Я его сразу узнал, честное слово!

– Так уж и узнал, – усомнился Андрюша. – Они, грачи, все одинаковые.

– А вот и нет. Он особенный, горластый!

– Все они горластые!

Заслышав голоса детей, в комнате появилась няня. Она в новом сатиновом платье со светлым горошком, сияющая, оживленная.

– Воркуете, голуби? Воркуйте, воркуйте. Есть о чем погуторить. Нынче у матушки вашей, Елены Андреевны, дай ей бог здоровья, день ангела. Чай, не забыли?

Смешная няня. Разве можно об этом забыть!

– Ну, одевайтесь быстрее, – торопила няня, – да и поздравлять пойдем, по всем честным правилам, как положено.

Няня ревностно осмотрела мальчиков с ног до головы, старательно причесала им волосы, одернула рубашки, поправила чулки.

– Вот и ладно, вот и хорошо! Вроде, никакого изъяну не видно. Сначала вы, а потом Лизонька с меньшими. Всем свой черед! – приговаривала она и, взяв мальчуганов за руки, повела к матери.

Мать сидела в своем любимом стареньком кресле, обитом желтой кожей. Она в длинном белом платье с широкими рукавами. Ее красивые русые волосы уложены в большой узел. На шее – крупные янтарные бусы, на руках – тонкие золотые браслеты.

Позади кресла – отец с нафабренными усами, в новом мундире без погон. Он держал правую руку на груди.

В комнате все как будто прежнее, и в то же время ощущалось что-то неуловимо новое, праздничное. Светлее обычного поблескивал рояль. Не так строго, как всегда, смотрели с портретов дед Сергей Алексеевич и прадед Алексей Яковлевич, о которых часто напоминал детям отец. А это что за прелесть! Букет алых живых роз! Коля и не знал, что их вчера совсем неожиданно прислал Петр Васильевич Катанин из своей оранжереи. Вот они-то, должно быть, да утреннее солнце, пробивающееся через серые шторы, и создавали эту праздничную обстановку в комнате.

Как старший, первым подошел к родителям Андрюша. Он шаркнул ногой и звучно поцеловал волосатую руку отца. Затем осторожно наклонился к нежно пахнущим худеньким рукам матери.

Настала очередь Коли. Забыв об отце, он бросился к матери на шею, осыпал ее поцелуями. На глазах Елены Андреевны слезы. Она горячо любит сыновей, оба они ей дороги, но к младшему у нее особое чувство. Он кажется ей чересчур бледным и хрупким, хотя болеет куда реже, чем Андрюша.

Но вот мальчики, точно по команде, отступили на шаг от кресла. Развязав бант, Андрюша развернул сверток.

– Дорогая маменька! – дрогнувшим голосом произнес он. – От всей души… от всей души поздравляю вас с днем ангела…

Андрюша хотел еще что-то сказать, но с ужасом почувствовал, что слова, которые он придумал и заучил вчера, сегодня куда-то исчезли. И он в смущении замолк.

– Ну-ка, посмотрим, что тут такое? – хрипло пробасил отец, протягивая руку к Андрюшиному листу. Мрачное лицо его вдруг оживилось. Он громко захохотал:

– Молодец, Андрей! Знай, брат, наших!

Что же так понравилось отцу? Колю разбирало любопытство. А отец, как бы угадывая его желание, повернул Андрюшин рисунок в сторону сыновей. Вот, значит, над чем трудился Андрюша! Ясно – это битва русских воинов с наполеоновскими солдатами. Слева, на первом плане, – сам фельдмаршал Кутузов на белой лошади, толстый, в фуражке без козырька, с красным околышем. И вся грудь его в сверкающих орденах и медалях. Лошадь Кутузова так велика, что фигурки убегающих врагов кажутся ничтожными козявками.

– Пришел Кутузов бить французов! – продолжал оживленно басить отец. – Ишь, как утекают! Ха-ха-ха! Хвалю, Андрей, хвалю. Должен из тебя отличный генерал выйти, даром что ты у меня такой квелый… Скажи, не так?

Неожиданный успех брата вдохновил Колю. Он уверенно расправил перед собой тетрадь и выразительно прочел:

Любезна маменька, примитеСей слабый трудИ рассмотрите,Годится ли куда-нибудь…

Стихи в тетради написаны крупными, довольно красивыми, хотя и не совсем ровными, буквами. Некоторые из них слегка падают набок, другие чуточку уходят вверх или спускаются вниз. А вокруг – венок из полевых цветов: васильков, ромашек, колокольчиков, лютиков. Чуть пониже венка – лира с изогнутыми, как лебединые шеи, завитками.

– Что за прелесть! – восторгалась мать. – Нет, вы только посмотрите, Алексей Сергеевич. Какой чудесный венок! И стихи, стихи.

Коля чувствовал себя на седьмом небе. На щеках его заиграл румянец, алый, как ленточка, которой Андрюша перевязывал свой сверток.

И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался насмешливый голос отца:

– Ерунда! Вздор!

Он держал Колину тетрадь перед собой и ядовито кривил губы.

Елена Андреевна резко повернулась назад и почти вырвала тетрадь из рук мужа.

– Зачем вы так, Алексей Сергеевич? Ну, зачем?

– Ерунда! Вздор! – не терпящим возражения тоном повторил отец. – Дурная забава! Не люблю стишков. Не вижу в них никакого проку.

– Что вы, что вы! Стихи – это прекрасно! Они облагораживают душу, – Елена Андреевна еще крепче прижимала сына к себе. – Если мальчику это нравится, пусть пишет…