Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения Страница 22

Мы долго искали компромиссы, но так и не нашли. Спектрометр, отнявший много сил и ресурсов, не дал ожидаемой отдачи.

Хорошо, что он был у нас не единственный. В новое здание мы перевезли оба прежних прибора, постепенно их модернизировали, и они успешно работали.

В 1975 году Саша закончил аспирантуру, и настало время защиты диссертации. Официальным руководителем у него значилась Ирисова, но с самого начала она передала его мне и поэтому даже делилась со мной деньгами, причитавшимися за руководство. Это было с ее стороны весьма благородно, далеко не все начальники в подобных ситуациях поступали так же. Но вот когда дело дошло до представления диссертации, она не захотела, чтобы моя фамилия значилась в автореферате в качестве второго руководителя, мотивируя свою позицию тем, что я не был утвержден официально.

Это меня возмутило до глубины души, тем более что подобные примеры с двойным руководством в лаборатории уже были. Ирисовой пришлось отступить, но было уже ясно, что инцидент явился предвестником серьезного конфликта. Так и случилось.

По прошествии некоторого времени Ирисова вызвала меня в кабинет и объявила, что собирается писать докторскую диссертацию и включает в нее все наши совместные работы. Я не знал, что такая практика была в порядке вещей, и полез на рожон. Больше всего я был возмущен тем, что меня просто информировали, как подневольного крестьянина.

Я заявил, что с такой постановкой вопроса категорически не согласен. На это Ирисова спокойно ответила, что в своих планах она заручилась поддержкой Прохорова.

Разговор перешел в более высокую тональность. Я пошел на неслыханную дерзость и поставил под сомнение ее компетентность в наших совместных работах, а также заявил, что буду добиваться правды всеми методами, включая обращение в партком.

На этом разговор закончился и началась война. Я собрал сотрудников и изложил им ситуацию. Они оценили мои действия как правильные и приготовились к обороне.

Встретив сопротивление, Ирисова с готовностью вступила в борьбу, вместо того чтобы просто реализовать свой замысел. Думаю, что это было ее ошибкой, ибо борьба стала беспредметной. Напиши она любую диссертацию, и я бы ничего не смог сделать.

Итак, за короткий промежуток времени в отношениях с руководством позиции мои, а значит, и всей группы, резко ухудшились. А, как известно, научный сотрудник очень уязвим, поскольку для нормальной экспериментальной работы ему всегда что-то нужно. Достаточно перекрыть пару «кранов», и дело встанет, а дальше неэффективно работающую группу можно пустить по ветру.

Перед нами в полный рост встала проблема укрепления своих позиций в институте. Для этого, прежде всего, были нужны научные успехи и, что еще важнее, их официальное признание. Предпосылки для успешной работы к тому времени уже имелись, и возникший конфликт выполнил роль катализатора, стимулировавшего нас к самым активным действиям. Если раньше мы могли себе позволить работать для удовлетворения собственного любопытства, то теперь каждый добытый результат доводился до публикации, выступления на семинаре и конференции. Число научных работ в эти тяжелые годы у нас было рекордно большим.

Мы стали систематически участвовать в институтском соревновании научных групп и, как правило, побеждали. Без нас не проходило ни одного конкурса научных работ. Мы были первыми по приему и выполнению социалистических обязательств. Для упрочения позиции я даже стал председателем профкома. Это была самая высокая общественная должность, которую я мог занять, не являясь членом партии.

Получилось так, что трудности пошли нам на пользу. Они не давали расслабиться и сплотили наш небольшой коллектив. Резко повысился наш авторитет в стране и – особенно – за рубежом. Более половины наших публикаций явилось результатом совместных исследований с учеными Чехословакии, Японии, США, Франции, Германии, Польши, Нидерландов. Появились публикации в самых престижных отечественных и зарубежных журналах. Резко вырос индекс цитирования.

Укрепились позиции группы и внутри института. К нам, в частности, перешло несколько «беженцев» из других подразделений. Существенно расширился круг объектов исследования. Мы обнаружили целый ряд интересных явлений динамики решетки кристаллов, зарегистрировали и предсказали новые фазовые переходы, впервые в мире научились одновременно измерять диэлектрические и магнитные спектры кристаллов. Без нашего участия не обходилась уже ни одна профильная международная конференция, куда нас систематически приглашали с пленарными докладами.

В 1983 году А. Прохоров добился преобразования своей лаборатории во вновь создаваемый Институт общей физики. Таким образом были ликвидированы острые моменты в его взаимоотношениях с Н. Басовым, возглавлявшим в то время Физический институт. Многие сотрудники сразу получили повышения, научные группы превращались в лаборатории, лаборатории – в отделы и отделения. День образования Института стал ежегодно отмечаемым праздником.

Подготовка к празднику начиналась за пару месяцев. Мы подбирали старые любительские фильмы, повествовавшие о труде и отдыхе сотрудников, репетировали капустники, готовили конкурсы и соревнования.

Не менее значимым праздником в институте всегда был день рождения Прохорова. Он удачно приходился на самую середину лета – период массовых отпусков. Уходить в отпуск до дня рождения начальника считалось плохим тоном.

Большое внимание уделялось подготовке подарка. На семидесятипятилетний юбилей решили заказать портрет А. Прохорова у И. Глазунова или А. Шилова. Однако проведенные переговоры показали, что даже самые льготные расценки были нам не по карману. В те годы все юбилеи проводились исключительно за счет средств юбиляра и окружающего его народа.

В качестве альтернативы я предложил сделать самим мозаичный портрет Прохорова из мелких фотографий сотрудников института. Надоумил меня где-то виденный портрет Ленина, изготовленный путем написания с разным нажимом статьи Ильича. Замысел с фотографиями в своей технической реализации был несравненно более сложным, но и возможности наши были уже существенно иными.

Портрет в золотой раме повесили на доску в зале, и он сразу стал «гвоздем программы». С десяти метров был виден только Прохоров, а с одного метра только фотографии сотрудников, напечатанные с разной степенью черноты. Прямо наглядное пособие, как из маленьких зернышек складываются школы великих людей.

Глава пятая