Борис Алмазов - Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии Страница 22

В Древней Руси доступ в духовенство был широко открыт для каждого желающего, и никакими стеснительными постановлениями духовенство не было связано: каждое духовное лицо могло оставаться или не оставаться в духовном звании, свободно переходить из города в город, от служения в одном храме в другой; дети духовных лиц тоже ни в чем не были зависимы от своего происхождения и могли выбирать, какое хотели, поприще деятельности.

Низшее приходское духовенство избирателось. Прихожане выбирали, обыкновенно, из своей среды, как им казалось, подходящего для священнического сана человека, давали ему грамоту о выборе и посылали «ставиться» к местному архиерею.

Петр еще в начале 1700-х годов делает ряд распоряжений, ограничивающих свободу вступления в духовный чин. В 1716 году Петр издал распоряжение к архиереям, чтобы они «не умножали священниковъ и дьяконовъ сквернаго ради прибытка, ниже для наслѣдія». Выход из духовного звания был облегчен, и Петр благосклонно смотрел на священников, покидавших духовный сан. Одновременно с заботами о количественном сокращении духовного чина, правительство Петра озабочено прикреплением его к местам служения. Выдача перехожих грамот сначала очень затрудняется, а потом совсем прекращается, причем мирским лицам строжайше, под штрафом и наказанием, запрещается принимать для исполнения требы попов и дьяконов. Одной из мер к сокращению количества духовенства было и запрещение строить новые церкви. Архиереи, принимая кафедру, должны были давать клятвенное обещание, что «ни сами не будут, ни другим не допустят строить церквей свыше потребы прихожан».

Синодским указом 1722 года были установлены штаты духовенства, по которым определялось, «дабы больше триста дворовъ и въ великихъ приходахъ не было, но числилось бы въ такомъ приходѣ, гдѣ один священник, 100 дворовъ или 150, а где два, тамо 200 или 250. А при трехъ числилося бы до 800 дворовъ, а при толикихъ попахъ больше двухъ дьяконовъ не было бъ, а причетникамъ быть по препорціи поповъ, то есть при каждомъ попѣ одинъ дьячокъ и одинъ пономарь».

Установив штаты, Петр подумал и о пропитании духовенства, зависевшего во всем от прихожан. Белое духовенство жило тем, что приносили требы, а при всеобщей бедности, да еще при несомненном в те времена понижении приверженности к церкви, эти доходы были очень невелики, и белое духовенство петровских времен очень бедствовало.

Сократив количественно белое духовенство, запретив и затруднив доступ в него новых сил со стороны, Петр как бы замкнул духовное сословие в нем самом. Тогда-то и приобрели в жизни духовенства особое значение кастовые черты, характеризуемые обязательным наследованием сыном места отца. По смерти отца, служившего священником, поступал на его место старший сын, бывший при отце дьяконом, а на его место определялся в дьяконы следующий брат, служивший дьячком. Дьячковское место занимал третий брат, бывший прежде пономарем. Если недоставало на все места братьев, вакантное место замещалось сыном старшего брата или только зачислялось за ним, если он не подрос. Это новое сословие было приставлено Петром к пастырской духовной просветительской деятельности по закону христианскому, однако же, не на всей воле понимания закона пастырями так, как они хотят, а только как предписывает понимать его государственная власть.

И на духовенство были возложены Петром тяжкие обязанности. При нем священник не только должен обязательно славословить и превозносить все реформы, но и помогать правительству в сыске и уловлении тех, кто поносил деятельность царя и враждебно к ней относился.

Если на исповеди вскрывалось, что исповедующийся совершил государственное преступление, причастен к бунту и злоумышлениям на жизнь государя и его семьи, то священник должен был под страхом казни донести о таком исповеднике и его исповеди светскому начальству. На духовенство далее была возложена обязанность разыскивать и при помощи светского начальства преследовать и ловить раскольников, уклонившихся от уплаты двойных податей.

Во всех таких случаях священник стал выступать как подведомственный светской власти чиновник; вместе с фискалами, сыщиками и дозорщиками Преображенского приказа и Тайной канцелярии. Донос священника означал за собой суд и иногда жестокую расправу. В этой новой приказной обязанности священника затенялся духовный характер пастырской деятельности, и между ним и прихожанами создавались более или менее холодная и крепкая стена взаимного отчуждения, нарастало недоверие пасомых к пастырю. «В результате духовенство, – говорит Н.И. Кедров[12], – замкнутое в своей исключительной среде, при наследственности своего звания, не освежаясь притоком свежих сил отвне, постепенно должно было ронять не только свое нравственное влияние на общество, но и само стало оскудевать умственными и нравственными силами, охладевать, так сказать, к движению общественной жизни и ее интересам». Не поддерживаемое обществом, которое теперь не питает к нему симпатии, духовенство в течение XVIII века превращается в послушное и беспрекословное орудие светской власти.

В это же время вводилась обязательность обучения для сыновей священнослужителей и причетников; необученные подлежали исключению из духовного сословия.

Духовные училища семинарского типа постепенно создавались в разных городах России. В училища принимались мальчики, уже получившие начальное образование у себя дома или в цифирных школах. Курс обучения, согласно выработанным Феофаном (Прокоповичем) (см. Приложение, стр. 564) правилам, разделялся на восемь классов, с преподаванием в первом классе латинской грамматики, географии и истории, во втором – арифметики и геометрии, в третьем – логики с диалектикой, в четвертом – риторики и пиитики, в пятом – физики и метафизики, в шестом – политики, в седьмом и восьмом – богословия. Языки – латинский, греческий, еврейский, церковнославянский – должны были изучаться во всех классах, но на деле преподавалась одна латынь, которая была и языком преподавания: даже Священное Писание изучалось по Вульгате[13].

Петр I смотрел на монахов как на людей, которые «поедают чужие труды», от которых являются, сверх того, «забобоны, ереси и суеверия» (см. написанное Феофаном Прокоповичем по мысли Петра «Объявление, когда и какой ради вины начался чин монашеский и каковый был образ жития монахов древних и како нынешних исправить?»).

Чтобы прекратить бродяжничество монахов, запрещен был переход из одного монастыря в другой; архиереи, принося присягу, обещались не допускать бродяжничества монахов; священники должны были ловить бродячих монахов и представлять их в архиерейский дом; для поимки их наряжались особые сыщики из Монастырского приказа, из чиновников гражданских и военных.